Дмитрий Пригов - Только моя Япония (непридуманное)

Как мне рассказывали, обстоящие детали этого действа полны значения и восходят к мифологической давности. Борьба двух непомерных гигантов отображает борьбу двух начал — Инь и Янь (наличествуют и их символы — белое и черное). Причем в информации о результате встречи белое, то есть Инь, всегда приписывается победителю — и это понятно. Все происходящее происходит в пределах глиняного невозможно скользкого круга, символизирующего небо (глина, понятно — репрезентант небесной тверди). Нависающий над кругом квадратный полог, поддерживаемый четырьмя столбами, окрашенными в цвета сторон света, обозначает мир. Да он и есть мир. Буквально весь мир, в данном узком смысле. Ну, там еще в системе разного рода обозначений, зачетов очков победителей, в ритуале представления борцов и особенно чемпионов, в специфическом полутанце-полупантомиме победителей, в разбрасывании риса, в выкриках судей, в датах, сроках и длительности проведения соревнований наличествует множество примет и деталей, относящихся к древнейшим мифологическим пластам, ныне уже неулавливаемым и невосстановимым даже самыми изощренными японскими исследователями. Да и, вообще, к их величайшему позору и, собственно, позору всей нации, трое последних наисильнейших и наиудачливейших сумистов родом с Гавайев. Один из них, величайший Канишка, оставил спорт и подвизается ныне, весьма и весьма, кстати, артистично, во всевозможных рекламных роликах и шоу, что является просто невозможным и даже непредставимым по правилам достаточно замкнутой и по-цеховому архаичной касты борцов и всего ее окружения. Однако, как мне сказали, японцы его простили и продолжают любить даже в новом качестве.

А он действительно неподражаемо изящен в своих мягких и шутливых слоноподобных движениях под музыку или без нее, освящая все эти холодильники, кофемолки, мотороллеры и прочее своей почти детской незлобивой улыбкой широкого рта на крохотной головке, венчающей шкафоподобное сооружение, облаченное в яркие кимоно. В бытность свою еще непобедимым и великим он носился на мотоцикле при собственном весе где-то в районе трехсот килограммов. Можно себе представить результаты его столкновения с каким-либо транспортным средством.

А представить себе вполне даже и можно, наблюдая, как рушатся эти гиганты под напором других громад со специального, нарочно маленького и нарочно высоко, на несколько метров над уровнем пола вознесенного помоста. Только невероятно плотный защитный наращенный слой мяса и жира в пределах трехсот — трехсот пятидесяти килограммов защищает участников от переломов всех возможных, наличествующих все-таки в их, все еще человеческом, теле ребер и костей. При этом в постоянной опасности находятся ближайшие, подступающие прямо к самому помосту зрители и обслуживающий персонал этих поединков. Множество смертельных случаев от падения с гигантской высоты нечеловеческой тяжести на вполне человекообличных судей, фоторепортеров и просто зрителей нисколько, кажется, не смущает и не удручает публику. Новые судьи поставляются с завидной регулярностью (я уж не говорю о новых зрителях). Они серьезно и сосредоточенно сидят по четырем углам вышеуказанного помоста в вышеупомянутой позе, склонив низко голову, даже не созерцая происходящего, но специально натренированной внутренней интуицией все зная, постигая, предвидя и провидя, безошибочно определяя победителей. Да оно и понятно. Судьи, как и все немногие посвященные, допускаются во внутренние покои и тренировочные залы борцов, где последние, встав поутру, съедают свою первую гигантскую порцию животворного варева. Затем в течение часа гиганты сидят в специальной позе, раздвинув в сторону колени, постепенно, еле видимым движением, почти незаметным постороннему (да и откуда там оказаться постороннему!) выпрямляя голени, доводя до положения абсолютного шпагата. Они надолго замирают в этом положении, пока специальные служащие легким позвякиванием мелодичных колокольчиков и пощекочиванием длинными тонкими кисточками в их волосатом ушном отверстии не приводят гигантов в себя. Столь же медленно-пластичным, почти нефиксируемым движением они поднимаются из глубокого, как умонепостижимый провал, шпагата в полный рост и заново замирают на несколько часов. После этого следуют несколько легких спаринговых встреч, заканчивающихся тремя-четырьмя схватками в полную силу. Откуда это известно — неведомо. Никто из посторонних никогда не бывал допущен во внутреннюю жизнь этой секты. Никто из ее участников или обслуживающих не имеет права поведать о том внешнему миру. И не поведывал. Да и не поведал бы ни за какие деньги, блага, ни под какими пытками. С жен борцов берется страшная клятва о неразглашении каких-либо деталей как профессиональной, так и личной жизни. Прежде всего жену долго и тщательно обучают основам семейной, клановой и сакральной миссии в ее будущей супружеской должности. И главному — изготовлению специальной пищи. Ингредиенты ее, режим приготовления и хранения являются величайшей тайной даже для самих потребителей. Ешьте себе, наращивайте свой невероятный гиппопотамий вес, занимайтесь прямым делом, а в таинственные дела свой толстый нос не суйте. С жен берут тройную телесно-кровавую клятву. В некотором роде это напоминает мне подобные же сокрытые от внешнего взгляда ритуалы и таинственность способа приготовления и хранения секретов сиропов «вод Логидзе», что раньше были расположены прямо в центре Тбилиси на проспекте Руставели. Интересно, уцелели ли они после стольких передряг? Уцелели ли сами эти воды? По-прежнему ли радуют они легких и элегантных в прошлом тбилисских жителей и завороженных гостей Грузии. Вот бы еще раз побывать там и попробовать — вкуснотища, скажу я вам, необыкновенная.

Что-то мне поминали схожее и про некоторые добавочные ингредиенты в напитке кока-колы, но вот этому-то как раз я и не верю. Какие там могут быть уж такие серьезные тайны. Так себе — секретики, никому особенно-то и не нужные. Пусть их хранят себе!

Однако как всегда и везде все тайное не ведомым никому способом становится известным всем. Вопрос, правда — в какой степени достоверности и аутентичности? А может, просто люди врут бесстыдно? Однако мы не имеем никаких других возможностей проведать о том и поведать вам эту мощную правду. Нет возможностей и проверить истинность получаемых и передаваемых всему миру сведений. Но не останавливаться же на полпути из-за столь смехотворных и невразумительных сомнений. Тем более что сама та, как бы истинная, истина и правда, трансформированная в слова, предложение и текст, мало чем преимуществует в смысле выразительности и завлекательности перед нашей. Ну, может быть, несколько преимуществует, но не принципиально. Так что — за дело!