Елена Травкина - Завтра будет среда

Какое-то время мужики соображали, что речь идет уже не о Бормане.

- Как это, лезвием?

- Да вот так. Рукав или штанину закатают – и чирк. Две недели уже. Люська в истерике бьется. Каждый день встречает-провожает. Звонит по десять раз на дню. А у него одни царапины сходят, другие появляются. И главное, только на правой руке! И на правой ноге!

Привлеченные шумом, на них стали оборачиваться с соседних столиков, но Олег, не в силах остановиться, только голос понизил:

- Одноклассников спрашивали, учителей спрашивали… Одно только долдонят: у нас приличная школа, у нас такого не бывает…

- Дела, - неопределенно протянул Андрей. - А пацан-то чего? Говорить не хочет - давно бы друзей собрал. Или они двор на двор не ходят уже?

Олег раздраженно махнул рукой:

- А… нюня. Говорил же Люське – в спорт отдавать надо. Только жена у меня умная, а теща еще умнее. Уперлись рогом: танцы, эстетическое развитие, «Не делайте из мальчика быдло»... У него и друзья такие же. Со скрипочками.

- Чего уж ты так на сына? – заступился Петрович. – Малой он еще. Мой вон каким боевым был, а в первый класс пошел, ни дня без слез не обходилось. Вернется, обнимет ножку кровати и ревет белугой. Спрашиваем: что случилось – молчит. Так и рыдал полгода, пока добрые люди не подсказали сразу спать его укладывать. Хотя тут другое, конечно...

Петрович замолчал неловко, запутавшись. А Олег все выплескивал наружу то, что уже не умещалось внутри: мешало дышать, мешало жить.

- К психологу водили. Думали: нам не говорит – там расскажет. Толку… Хлыщ там сидит какой-то, студентик бывший. Заявил, что это - "явный случай самокалечения. Таким образом мальчик хочет привлечь к себе внимание родителей», - голос был уже не его, Олега, а того хлыща – гнусавый, бабский. И Олег врезал по столу, как врезал бы и этому псевдоэскулапу, если б не испуганные Люська и Санька, стоявшие рядом. Тарелка отозвалась мелодичным звоном, и Андрей на всякий случай переставил ее подальше.

- Чуть не прибил его там. Ладно я, с работой этой гребаной, но Люська-то… Только что в постель к нам не берет. Мне кажется, она и меня уже подозревает… Что это я по ночам... Еще немного - и в психушку всей семьей.

Повисла пауза, тоскливая, безнадежная. Андрей с Петровичем смотрели в стол, к пиву уже никто не притрагивался. А Олег видел только Санькину мордашку: «Папа, я не специально».

- Ладно, мужики, извините.

Ни на кого не глядя, Олег поднялся и вышел из бара.

Открывшая Люська не сказала ни слова. Только втянула носом воздух и скривилась. Олег, тоже молча – все и так сказано – прошел в детскую. Черепаху пинать не стал. Постоял у дивана, прислушиваясь к легкому дыханию. Монстры, значит… Приходят, значит… Затем сдвинул невесомого Саньку к стене, а сам, как был, в одежде, скрючился на краю.

Звезды на потолке постепенно перешли в галоп и уже не сдерживали бешеной скачки, даже когда Олег закрывал глаза. Вдохнув поглубже, чтобы голова не кружилась, он повернулся на правый бок и свесил руку. Как в детстве.

Сквозь сон Олег не сразу понял, что кто-то лижет ему пальцы. Неприятно. Мокро. Шершаво. Открыл глаза, дернулся рефлекторно, и предплечье тут же онемело. Боль растеклась от кончиков пальцев. Тупая, неживая какая-то боль.

Звезд на потолке видно не было – только огромная уродливая тень.

- Ну, привет, давно не виделись…

Пошевелиться он уже не мог. Дикое, нелепое состояние, как во сне, когда ни крикнуть, ни побежать. Рукав намокал быстро, но Олег знал, что кровь скоро остановится, а затем растворится клубами в воздухе.

Знала это и она. Та, что сидела на черепахе и чмокала бледными губами.

- Сына не отдам, поняла? – сказал негромко Олег. И на всякий случай прибавил: - Дура.

Та смотрела не мигая.

Две автомобильные фары на худеньком крысином теле. Круглая акулья пасть.

Ждала.

- Папа…Ты его тоже видишь?

Олег стиснул зубы. Только бы Санька не вздумал прыгать на пол…

- Вижу. Только это не он, а она. Когда я был таким же, как ты, она и ко мне приходила.

– И к тебе? К тебе тоже? Значит, я не сумасшедший? – удивленный и обрадованный Санька приподнялся и тут же осекся, увидев кровь. - Я ее не звал. Я не… Я не хотееел…

Даже парализованный, Олег ощущал дрожь, сотрясающую маленькое тело. Мог видеть Санькин страх, струящийся по воздуху широкими лентами серпантина. И Бабайку, перебирающую лапами в предвкушении.

Мог видеть. И только.

- Не реви, слышишь? Чего ее бояться? Так, жаба какая-то лупоглазая… Не реви!

Слов не хватало. Слов, которых всегда так много на встречах и презентациях, которые льются рекой на банкетах и юбилеях и обесцениваются не хуже бумажных рублей…Слов пустых, громких и таких нелепых сейчас, когда жизненно важно было заболтать свою беспомощность и детский ужас.

- Помнишь мультик «Корпорация монстров»? Ты в детстве любил смотреть. Там еще смешной такой чудик был. Одноглазый. Разве она не похожа?

- Ва-вазовски? – ленты страха свернулись спиралью, и Санька уже больше из обиды оторвался от подушки. – Какая же она Вазовски?.. Она же нас когтями!..

- А за это она еще свое получит. Я ей голову оторву и в задницу засуну.

Санька недоверчиво охнул, но и страх растворился, не достигнув разинутой пасти.

- Так она же… не вместится.

- Запихаем, - с веселой злостью ответил Олег, наблюдая, как недовольно клацает Бабайка зубами, пытаясь выловить из воздуха хоть что-то пригодное для еды. Прыжок к дивану, еще один удар когтистой лапой – и Олег, как пацан, показал язык: съела?

- А ты ее не боишься? Совсем?

Олег проследил за Санькиным взглядом и увидел тоненькую оранжевую ниточку, зависшую между ним и черепахой. Бабайка тут же вытянула губы трубочкой, медленно, как спагеттину, втянула нитку и облизнулась.

- Боюсь. Только не за себя. За тебя, за маму.

- А тогда? Когда был таким, как я? – Санька вытер глаза и постарался лечь так, чтобы видеть только отца.

- Боялся…Не то слово.

- А как же ты ее победил?

- Да никак. К бабушке меня тогда отправили на все каникулы. Вернулся – и никакой Бабайки. Ушла, наверное, к другому.

- А может, и мы тогда – к бабушке?

- Да уж, кому бабушка, а кому теща, - Олег нервно хохотнул. И посерьезнел: – Давай-ка сами как-нибудь. Только из меня помощник, видишь, никакой.

Санька задумался, снова глянул поверх отцовской головы и несмело предложил:

- Смех…

- Что смех?

- Монстрам из мультика смех не нравился. Он им электричество выключал. Только они же добрые были...

Бабайка подняла длинный коготь и многозначительно ковырнула в зубах.

- А еще я по носу умею бить. Если у нее есть нос.

Голос прозвучал так решительно, что Олег даже закашлялся от неожиданности, а Бабайка утробно булькнула.

- Умеешь? Откуда?