Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

- Еще ни один школьник мускек-овак не учился так, как Кэнайна. Вы знали об этом?

Джон повторил вопрос на диалекте кри. Мать Кэнайны не знала, но горделиво улыбнулась и кивнула.

- Кэнайна сдавала такие же письменные экзамены, как все белые дети, но лишь немногие из них, только самые умные, получили такие высокие отметки, как у Кэнайны.

Прежде чем перевести это на кри, Джону пришлось сперва объяснить Дэзи, что такое экзамены и отметки. Дэзи Биверскин улыбнулась и снова кивнула.

— Кэнайна дольше ходила в школу, чем все другие дети мускек-оваков,

но она еще многому могла бы научиться в больших школах в городах белых людей на юге. Ученье дается ей легко. Было бы ужасной ошибкой, если бы она сейчас прекратила занятия.

На сей раз мать Кэнайны не кивнула утвердительно и не улыбнулась. Только стала испытующе вглядываться в лицо Джоан Рамзей.

— Она должна поступить в старшие классы, в полную среднюю школу, как называют это белые, — продолжала Джоан Рамзей. — Для этого ей придется жить в городе на юге и ходить в школу вместе с белыми детьми. Это не бесплатная школа, как тот интернат, но мы с мистером Рамзеем будем вносить эту плату, а Кэнайна могла бы в возмещение каждое лето помогать мне по хозяйству. Она могла бы поселиться у моей сестры в Блэквуде и ходить там в школу.

Кэнайна не верила своим ушам и напряженно смотрела на мать, когда Джок повторил все это на кри. Круглое морщинистое лицо матери омрачилось.

— Это нехорошо, — коротко сказала она, — учиться на белую. Она должна теперь учиться на мускек-овак, должна научиться управлять каноэ, сушить бобровые шкуры, ловить кроликов, а то ни один мускек-овак не возьмет ее в жены.

— Кэнайна может научиться этому в любое время, как только ей понадобится, — уверяла миссис Рамзей. — Но если идти в школу, это надо делать сейчас. Может, она станет медицинской сестрой или учительницей, и правительство будет платить ей за то, что она вернется в Кэйп-Кри лечить и учить свое племя. Что за беда, если она тогда не будет ничего смыслить в ловле кроликов? Она станет важным человеком в Кэйп-Кри. И Джо и Дэзи Биверскины тоже будут важными людьми, потому что они ее родители.

После того как Джок перевел эти слова, мать Кэнайны долго, очень долго глядела в пол. Потом заговорила, не поднимая глаз. Голос ее звучал мягко, как шелестит ветер в верхушках елей, и речь ее текла свободно и мелодично, потому что язык кри, где много гласных и мало резких согласных звуков, очень музыкален. Время от времени она умолкала, чтобы Джок перевел ее слова.

— Я так долго ждала своего часа, — неторопливо начала она, — ждала, когда стану матерью, но у меня отняли всех моих детей. Сперва кашель, который заставлял их харкать кровью в снег. Теперь вот — школа белых. Я думала, в этом году школе придет конец, и дочь вернется домой. Думала, наконец-то стану матерью - об этом так тосковало мое женское сердце. Я очень радовалась. Хотела научить ее дубить лосиные шкуры, шить мокасины, коптить рыбу, чтобы не портилась за зиму и не прогоркла... научить ее быть женщиной мускек-овак.

Несколько секунд она молчала, а когда заговорила вновь, взгляд ее упирался прямо в лицо Джоан Рамзей, но лицо белой женщины ничего не выражало, потому что она не знала еще, что говорит индианка.

- Я знаю, что для ребенка хорошо ходить в школу, — продолжала мать Кэнайны. — Так вот, я отпускаю ее — пусть работает здесь у вас. Можете послать ее в свою школу. Теперь вы станете матерью Кэнайны Биверскин. Для Кэнайны так лучше, но для старой женщины, которая родила ее и вскормила, это хуже самых лютых морозов. Мне и так никогда не дано было подолгу оставаться ей матерью.

Несмотря на полноту, Дэзи Биверскин проворно поднялась из-за стола. В глазах ее стояли слезы. Джок еще переводил ее слова миссис Рамзей, когда индианка, тяжело ступая, вышла за дверь к калитке. Кэнайна ринулась было за матерью, но у нее перехватило горло, и она не смогла ничего крикнуть ей на прощанье. Индианка быстро шагала вниз по откосу к вигвамам мускек-оваков. Она ни разу не обернулась.

Джоан Рамзей объявила, что целую вечность не видела сестру, живущую в Блэквуде, и решила съездить туда вместе с Кэнайной. Выехали в середине августа, так чтобы миссис Рамзей успела побыть у сестры, а Кэнайна — сделать покупки до начала занятий. Как по-велось, почти все население Кэйп-Кри высыпало на берег Киставани проводить самолет; с одной стороны сгрудились мальчики и мужчины, с другой, поодаль от них, — женщины и девочки. Кэнайна увидела отца: с бесстрастным видом и непроницаемым лицом стоял он в группе мужчин. Она поискала в толпе мать, но ее там не было.

На следующее утро Джоан Рамзей и Кэнайна сели в Мусони на поезд и покатили на юг. Уже дважды ехала Кэнайна этим поездом: один раз - в санаторий, а через шесть лет — назад, в Кэйп-Кри, и оба раза испытывала ужас перед местом, к которому мчал ее поезд. Сейчас она была счастлива и с нетерпением и волнением стремилась к новой жизни, которая ждала ее впереди. Поздно вечером они прибыли в Блэквуд.

На перроне их ожидала сестра миссис Рамзей, очень на нее похожая, только еще повыше. Миссис Рамзей познакомила их: фамилия сестры была Бакстер. Миссис Бакстер лишь кивнула слегка и сказала: "Ну, как дела, детка?" Потом долго разглядывала Кэнайну. Наконец отвернулась и сказала:

— Машина стоит вон там.

По дороге домой миссис Бакстер, управляя машиной, оживленно болтала с Джоан, но Кэнайне не сказала больше ни слова.

Большой кирпичный дом понравился Кэнайне. "Здесь теперь, — подумала она, — будет мой дом, может, на несколько лет". Джоан Рамзей сразу же отвела ее наверх, в спальню. Кэнайна стала раздеваться, а миссис Рамзей вернулась вниз, к сестре.

Кэнайна устала, но была слишком взволнована, чтобы сразу уснуть, и в горле першило от возбуждения. Снизу, из гостиной, доносился разговор двух женщин, но слов было не разобрать. Немного погодя она встала с постели и пошла в ванную выпить воды. Потом, приотворив дверь, на цыпочках прошла в холл.

Сестры все еще говорили, но уже выключили свет в гостиной, собираясь подняться наверх.

— Я знаю, Джоан, — сказала миссис Бакстер, — но в письме ты ничего не писала о том, что девочка — индианка.

Джоан ответила тихо, Кэнайна не расслышала, что она сказала.

- Надеюсь только, что она не напустит вшей в постель, — на сей раз это был голос миссис Бакстер.

Теперь они подошли к лестнице и стали подниматься. Кэнайна скользнула к себе в спальню и закрыла дверь. Чем кончился разговор, она не узнала.

Смущенная и испуганная, сидела она на кровати, дрожа всем телом. Выходит, она не понравилась миссис Бакстер потому, что индианка. Но бывают хорошие и плохие индейцы точно так же, как бывают хорошие и плохие белые, и невозможно, чтобы тебя невзлюбили по одной этой причине. За все шесть лет, что она провела в санатории среди белых, ей случалось сталкиваться с этим. В конце концов она пришла к заключению, что миссис Бакстер все-таки невзлюбила ее просто за то, что она индианка. Но почему? Окончательно сбитая с толку, она вновь забралась в постель.