Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

— Чертовы кретины! Идиоты проклятые!

Потом он стремглав бросился к калитке, выбежал за угол и пустился бегом к самолету, так низко пригнувшись к земле своим коренастым телом, будто еще миг, и он запашет носом по траве.

— Стойте! — кричал Рори. — Подождите! Задержите самолет!

— Должно быть, у него умер друг, — сказала Джоан Рамзей.

— Боюсь, - отозвался Рори, - что у него погибла сразу целая куча друзей!

Бешено размахивая руками, П. Л. скрылся из виду позади лавки. Вскоре он вновь появился - теперь он мчался назад, на горку. С побледневшим лицом, совершенно запыхавшись, добежал он до веранды.

— Рори! — крикнул он. — Возьмите мой рюкзак... Он в каноэ. Отнесите его в самолет. Он сказал, что может ждать не больше двух минут. Я должен улететь с этим самолетом.

П. Л. бросился наверх, в свою комнату, а Рори пошел к каноэ. Он притащил рюкзак к самолету и швырнул его в кабину. Пилот уже сидел там, ожидая П. Л.

Из-за угла лавки с большим чемоданом в руках, но все еще босиком и в одних только шортах, показался профессор. Стоявшие на берегу индейцы при виде его расступились, мужчины и женщины смеялись, а ребятишки как бешеные сновали взад и вперед, с выражением ужаса на маленьких смуглых лицах оглядываясь на П. Л. Вместо того чтобы спуститься по тропе, проходившей в нескольких ярдах, он двинулся прямо вниз по откосу, поскользнулся, выронил чемодан, и тот покатился перед ним.

— Что стряслось? — закричал Рори, перекрывая шум мотора.

— Чертовы кретины! Только и ждали, пока я уеду. И теперь получили от коменданта разрешение устроить дезинфекцию в помещении с птицами. Решили предупредить меня за десять дней, но письмо неделю провалялось в Мусони. Это будет завтра. Мне ни за что не успеть. — Глаза у П.Л. были дикие и совершенно стеклянные. Того гляди расплачется, подумал Рори.

- Желаю успеха! - крикнул ему Рори. - Что до меня, можете быть совершенно спокойны. Теперь я,как только увижу ее, с ходу поворачиваю и бегу прочь со всех ног!

Самолет еще не оторвался от воды, не успел подняться в воздух, когда кто-то легонько тронул Рори за локоть. Обернувшись, он увидел перед собой улыбающуюся Кэнайну, которую раньше не заметил в толпе индейцев.

— Что случилось? — спросила она.

Рори глядел на нее, лишившись на мгновение дара речи.

Самолет взревел и начал подниматься, вздымая за собой поплавками белые клубы воды.

— Он только что получил неприятные вести из Торонто насчет своих исследований, — сказал Рори, — и должен вернуться как можно скорее.

— Не могу сказать, что сожалею об этом. Но это во многом меняет дело. Тебе еще нужна помощь, будешь ловить гусей?

Рори оторвал взгляд от самолета и посмотрел на нее. Она подняла руки и распустила стянутый под подбородком узел шали. Индейцы на откосе побрели назад, не обращая на них внимания. Она сняла шаль и подняла на Рори глаза; белки ее глаз белые-белые, черные изогнутые ресницы черным-черны. Потом улыбнулась, на щеках опять появились ямочки, и после этого сопротивляться было не только бессмысленно, но и немыслимо.

— Я как раз сейчас отправляюсь на Кишамускек. Каноэ готово. Нам все равно нужен кто-нибудь, чтобы нынче вечером пригнать обратно одно из каноэ.

Рори припомнились слова П. Л : "Чем дольше вы станете тянуть, тем труднее вам будет".

Но чего беспокоиться об этом заранее — всему свое время.

Это происходило тогда, когда самолет, уносивший П.Л., маленькой темной точечкой висел в небе над заливом Джемса. Усерден дух, но плоть, милый П.Л., плоть слаба. Кому, собственно, принадлежит это изречение? Кэнайна, по всей вероятности, знает, но ее он не мог об этом спросить.

Почти в полдень добрались они до поляны на берегу Киставани, где находился их лагерь во время ловли гусей.

Кэнайна шла по узенькой полоске прибрежного песка с его рюкзаком на плечах. Рори следовал за ней, неся гораздо более тяжелый мешок с продуктами. Она споткнулась и упала.

— Ой!

Сев на песке, она вдруг рассмеялась.

— Что случилось?

— Наступила на камень и подвернула ногу.

— Больно?

— Да нет, не очень.

Он протянул ей руку и помог подняться на ноги. Она пошла дальше, чуть прихрамывая, но ступая с полной нагрузкой на больную ногу, и Рори заключил, что вряд ли она серьезно повредила ногу. Дальше он действовал чисто импульсивно.

- Прибыл полевой госпиталь! — закричал он. Швырнул наземь рюкзак с провиантом и сзади подбежал к ней.

— Примчались санитары с носилками.

Он поднял ее с земли и побежал вверх по песчаной тропе к поросшей травой поляне, на которой прежде стоял лагерь. Она смеялась и упиралась. Одной рукой он держал ее под коленками, другой под мышками. Потом она перестала сопротивляться, обвила рукой его шею и, расслабившись, послушно приникла к нему. Взобрались на вершину откоса - а это было всего несколько ярдов, - и ему не хотелось отпускать ее. Его лицо утопало в ее волосах, голова кружилась от их душистого запаха. Что это за запах? Он совсем непохож на резкий, искусственный, отдающий аптекой запах, который у него ассоциировался с другими девушками. Потом он догадался - это благоухание самого севера, запах пихты, на ветках которой она спала.

Под тяжестью ее тела руки начали побаливать, но он медлил, прижимая ее к себе. Она откинула голову ему на плечо, и губы его нежно прильнули к ее щеке. Когда сил недостало, Рори медленно присел, опустил ее на траву и сел рядом, положив ее голову себе на колени. Они тесно прижались друг к другу. Кэнайна лежала, обратив к нему лицо.

- Я люблю тебя, Кэнайна. — Он не хотел говорить этого, но не мог заставить себя молчать. Невинная шутка о санитарах и носилках, виновато думал он, внезапно сама собой превратилась в нечто такое, чего он не намерен был допустить. Он должен был предвидеть это. Он раскаивался, что дело зашло так далеко. Но теперь слишком поздно поворачивать назад.

— Я люблю тебя, Рори. Я не хотела. С самого начала, с нашей первой встречи в поезде, я старалась не позволять этого себе. Но уже давно поняла, что все происходит помимо моей воли. Я знала, что это не может продолжаться долго. Знала, что пройдет лето и наступит конец. И сперва сказала себе: "С этим нужно покончить сейчас". И я пыталась, но не смогла.

Слова одно за другим срывались с ее дрожащих губ, глаза мигали, их застилала поблескивающая на солнце пелена слез.

— Разве должен наступить конец, когда кончится лето?

— Да, тогда должен. Я не могу вернуться туда и вновь пройти через все это. Даже если я возвращусь с тобой, ничего не изменится. Кроме одного: тебе тоже придется пройти через это. Слишком люблю, чтобы внести это и в твою жизнь.

Тут она расплакалась, зарыдала, и он принялся поцелуями осушать ее слезы, но не мог их остановить. Значит, она решила так же.