Юрий Герт - Северное сияние (сборник)

Надо ли говорить, с каким чувством я уходил из газеты, рвал с людьми, с которыми был связан столько лет. Все произошло столь стремительно... Что же все-таки случилось? — думал я. — А если они тоже в чем-то правы? Ведь не бывает, чтобы вся правда оказалась на одной стороне... Но тогда получается, что и у тех, кто закапывал в землю мать Попкевича, тоже была своя правда?... И у тех, кто создал Освенцим?..

Но какая же это правда?..

Горько было признать, что связи, которые мне казались такими прочными, порвались, видно, задолго до того, как мы поняли, что стали чужими.

Ну, а те, кого я по привычке продолжал числить в своих друзьях?..

— Тебе что, больше всех надо? — говорили они. — Чего ты полез в бутылку из-за какого-то Попкевича, хотя сам говоришь, что он жулик?.. Подумайте только — он защищал еврейский народ!.. Нужна ему твоя защита... Была работа, положение, приличная зарплата... А теперь что?.. Ну, сидел бы себе, делал вид, что ничего не видишь, ничего не слышишь... Один мудрец сказал: пускай каждый заботится о себе и не лишает Господа Бога права заботиться обо всех... Это про таких, как ты. И вообще — какой ты еврей, если разобраться? И ты, и все мы?.. Так стоило выставлять себя в таком свете?..

— В каком же?

— Ну, в каком... Каждому ясно, только тебе — нет?... — Дальше следовал вздох и пожатие плечами. — И кто мог подумать, что про тебя...

— Что — про меня?

— Что про тебя станут говорить, что ты — сионист!

Я не спорил. Сионист так сионист... Но теперь, когда я слышал, как говорят о людях, едущих в Израиль, я думал, что они такие же сионисты, как я. Что, исполненные почтения к своей “исторической родине”, они знают о ней слишком немного, чтобы бредить священными камнями, из которых сложена Стена Плача, или зеленой лощиной, где юный Давид сразил Голиафа, или скалами, на которых стояла гордая, неприступная крепость Масада... Наверное, это придет, но после, после... А пока...

А пока они ищут, хотят найти ту Землю Обетованную, где можно попросту быть людьми... Свободными людьми.... На свободной земле... Но кто, скажите, не мечтает о такой Земле в сердце своем? И если те, кто стремится ее отыскать, сионисты — кто же тогда не сионист?

Вопрос в другом — где она, эта Земля?...

Почти невыдуманная история из нашего почти фантастического прошлого

1

Случилось это в год 5740 от Сотворения мира или, что то же самое, в год 1980 от Рождества Христова. В этом году в школе №66 был организован кружок мягкой игрушки.

2

Честно говоря, история, отчасти связанная с этим кружком, изобилует многими неясностями. Отчего — “кружок мягкой игрушки”? Отчего именно “мягкой”? Отчего вообще — игрушки?.. Рассказывают, правда, что в школу однажды явилась проживавшая поблизости пенсионерка Мария Константиновна Грибок и вся учительская ахнула, увидев куклы, которые она вынула из своего ридикюля. Куклы были сделаны ею самой, она долгое время заведовала кукольной мастерской в кукольном театре и теперь, в скучные, одинокие пенсионерские будни, пришло ей в голову передать свои редкостные знания и умения детям. Когда же ученики школы №66, то есть, по мнению учителей, отпетые лоботрясы, бездельники и разбойники, увидели собственными глазами всех этих Котов-в-сапогах, Карабасов-Барабасов, Золушек, Дюймовочек и Маленьких принцев, они валом повалили записываться в кружок...

Однако при всей простоте такого объяснения именно эта простота как раз и вызывает немало недоумений, особенно в свете из ряду вон выходящих событий, развернувшихся в школе №66. Кстати, так ли уж случайно развернулись они именно в этой школе?.. Ведь если к числу 66 прибавить шестерку, получится 666, то есть, по свидетельству Каббалы, Число Зверя... Согласитесь, в этом что-то есть...

Но факты прежде всего.

Узнав, до чего мизерна пенсия, которую получает Грибок, в школе решили сделать кружок платным и, по требованию бухгалтера, вручили ребятам небольшие анкетки, чтобы, так сказать, документировать количественный состав, который имеет прямое отношение к платежной ведомости. Но разбираться в этих сложностях мы не станем, для нас важнее то, что в анкетках (предназначенных, видно, для других надобностей) имелась графа “национальность”. Впрочем, для кружка мягкой игрушки национальность мало что, а может и вообще ничего не значила, ребята не раздумывая заполнили названную графу и на том, как говорится, делу бы конец, если бы... О это коварное, всегда не к месту возникающее “если бы”! Так вот: если бы не Дина Соловейчик.

3

Надо заметить, что Дина Соловейчик была самой обыкновенной девочкой. Как и большинство девочек ее возраста, она была тоненькой, угловатой, длинноногой, и ее быстрые длинные ноги носили ее туда и сюда с такой стремительностью, что казалось — несут ее не ноги, а ветер, как пушинку или сорванный с ветки листок. Волосы у нее были темные и волнистые, с рыжеватым отливом, и в них то и дело загорались и гасли золотые искорки, неведомо как занесенные в гущу каштановых прядей. Не портил ее лица и маленький дерзкий носик с небольшой горбинкой (вскоре выяснится, почему автор счел важным остановиться на этой портретной детали), что же до больших темно-зеленых, прямо-таки малахитовых глаз, да еще и миндалевидной формы, то подруги Дины Соловейчик только вздыхали перед зеркалом, вспоминая о них, а любой из мальчишек, заглянувши в них один раз, тянулся заглянуть и второй раз, и третий... Но довольно! Ни слова больше о внешности, поскольку нас интересует в этой истории не внешняя сторона явлений, а самая суть.

Итак, анкеты были заполнены и Дина, по просьбе Грибок, собрала их, чтобы отдать завучу или директрисе, но двери обоих кабинетов оказались заперты. Дина решила немного подождать. Со скуки она принялись перебирать анкеты. Ничего любопытного в них не содержалось, все было давно ей известно и не интересно — имена, фамилии, пол и т.д., все — за исключением одного пункта... И вот здесь-то и следует сказать, что не окажись двери кабинетов закрытыми, всего, что произошло дальше, вероятно, не случилось бы...

4

— Послушай, — сказала Дина своей закадычной подружке Машеньке Сапожниковой, — почему это ты записалась русской? Там, в анкете? Разве ты русская?..

— А кто я? — спросила Машенька, округлив простодушные, ничем не замечательные карие глаза. Подруги возвращались после уроков и, поскольку жили в одном доме, шли вдвоем.

— Кто?.. Еврейка, конечно! — рассмеялась Дина — до того казался ей очевидным такой ответ.

— А ты откуда знаешь?

— А как же?.. Разве твой дедушка не разговаривал с моей бабушкой по-еврейски, когда летом приезжал к вам в гости? И потом: звали его Арон Абрамович, разве не так?..

— Зато другого моего дедушку зовут Федор Иванович, — сказала Маша, подумав. — И вообще, Динка, чего ты пристала?.. Сама-то ты кто, по-твоему?