Стеф Пенни - Нежность волков

— Возможно, им было бы лучше отправиться следом за парнем. Если он сбежал, нет смысла ждать, пока остынет след.

— Но где им искать? Может, он вовсе не пошел к Ласточкиному озеру. У нас на этот счет только показания матери. А он всего лишь юнец. И никакого мотива, насколько нам известно. Как раз напротив: они казались друзьями.

— Мы должны быть беспристрастны, — вспыхивает Маккинли.

— Разумеется. Но мне кажется, мистер Муди только время потеряет, если двинется к этому озеру. — Он поворачивается к Дональду: — Наверное, вам следует переждать день-другой, а если он не вернется, отправляйтесь за ним. Днем больше, днем меньше, для Джейкоба разницы никакой; мальчишка ведь не индеец, так что проследить его будет нетрудно.

Джейкоб — христианин, но он так и не избавился от глубочайшего беспокойства при мысли о прикосновении к мертвому телу, а столь безжалостно убитый особенно нечист. Джейкоба с двумя наемными добровольцами, включая акушерку, занимающуюся подготовкой тел к погребению, отправили доставить труп в Колфилд, и она оказалась единственной, кто не замер как вкопанный, почуяв запах разлагающейся плоти. Акушерка лишь проворчала прощальную молитву и принялась вытирать засохшую кровь. Тело обмякло, так что они выпрямили его, закрыли глаза и положили в рот монету. Акушерка подвязала тряпкой рот и прикрыла раны, после чего они завернули тело в простыни; не удалось скрыть только запах. На ухабистой дороге в Колфилд Джейкобу приходилось придерживать тело, чтобы оно не скатилось с телеги.

Теперь оно лежит на столе за наспех развешанными занавесками на складе Скотта, окруженное ящиками с тканями и гвоздями. Они трое и работник Скотта молча постояли вокруг стола и вышли на улицу. Каждый высказался о погоде: какая, дескать, удача, что на дворе холодно.

Запах табака приводит Дональда в конюшни, где, уютно устроившись в соломенном гнезде, Джейкоб потягивает трубку. Дональд молча садится рядом с индейцем. Тот приминает табак. Чувствует, что сейчас не время говорить об убитом, но знает, что именно этого хочет Дональд.

— Расскажи, о чем думаешь.

Джейкоб привык к странным вопросам Дональда. Тот постоянно спрашивает, что ты думаешь о том, что ты думаешь о сем. Конечно, вполне нормально осведомиться, что ты думаешь о погоде, или, скажем, о планах на охоту, или о том, насколько затянется поездка, но Дональд предпочитает разговоры о вещах смутных и незначительных, вроде только что прочитанного рассказа или того, что кто-то сделал два дня назад. Джейкоб изо всех сил пытается понять, о чем это хочет разузнать Дональд.

— Он был скальпирован. Ему перерезали горло, когда он лежал; возможно, спал.

— Мог белый совершить такое?

Джейкоб ухмыляется, так что зубы сверкают в свете лампы.

— Любой сможет, если захочет.

— Как ты считаешь, кто или почему это сделал? Ты же был там.

— Кто это сделал? Я не знаю. Кто-то, кому его жизнь была безразлична. Почему его убили? Возможно, он давным-давно чем-нибудь провинился. Возможно, кому-то навредил… — Джейкоб замолкает, провожая взглядом поднимающийся к стропилам дымок. — Нет, будь так, тот бы захотел, чтобы жертва проснулась и узнала, что он победил.

Дональд кивает, поощряя его к дальнейшему разговору.

— Возможно, его убили, желая остановить то, что он только собирался совершить. Я не знаю. Но мне кажется, тот, кто это совершил, делал то же и раньше.

Дональд рассказывает ему о мальчишке Россов и о том, что, возможно, придется отправиться за ним. Маккинли собирается за комиссионером, явно самым подозрительным из всех, в надежде на то, что вся слава достанется ему.

— Может, не стоит ему действовать в одиночку, раз тот так опасен, — ухмыляется Джейкоб. — Может, он и его…

И он проводит пальцем по шее. Дональд с трудом сдерживает улыбку. Только подружившись с Джейкобом, он постиг всю меру общей нелюбви к Маккинли.

— Тебе не кажется странным, что в последние дни никто не заметил никаких… э-э… индейцев? То есть если его убил индеец.

— Если индеец не хочет, чтобы его видели, его не увидят. По крайней мере, для нашего народа это так. Для других… — Он пренебрежительно сопит. — Про чиппева не знаю, может, они плохие охотники. — Он улыбается, показывая, что шутит.

Подчас Дональд чувствует себя ребенком рядом с этим человеком, который едва ли старше его самого. Чуть оправившись после ранения, он стал помогать Джейкобу с чтением и письмом, но у них не возникло отношений учителя и ученика. Дональд подозревает, что книжные знания, которые он передает Джейкобу, на самом деле вовсе ему не принадлежат; он просто знает, как их извлечь, в то время как Джейкоб рассказывает нечто, принадлежащее ему целиком. Но может, Джейкоб чувствует то же самое, ведь окружающий его мир — просто последовательность знаков, которые он понимает точно так же, как Дональд, не задумываясь, понимает значение слов на бумаге. Дональд хотел бы знать, что об этом думает Джейкоб, но понятия не имеет, как начать такой разговор.

Мария Нокс не в первый раз наблюдает, какое впечатление производит ее сестра на молодых людей. Она к этому привыкла, ведь с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, а сестре двенадцать, мальчики вились вокруг Сюзанны и совершенно менялись в ее присутствии, становясь, в зависимости от характера, то неприветливыми и робкими, то шумными и хвастливыми. Мария не обращала на них внимания; язвительная дурнушка, она была просто товарищем по играм, а позже стала подружкой, у которой всегда можно списать домашнее задание. Но Сюзанна была особенно живой и веселой, а когда они подросли, стало очевидно, что она еще и красавица. Она никогда не жеманничала; она была заводилой во многих играх, а если и могла оценить свою привлекательность (а она могла), то оказывалась достаточно скромна и даже обижалась на всеобщее внимание. Как члены семьи (и, наверное, общества) часто получают или берут на себя какую-то роль, а потом оказываются у нее в плену, так и Сюзанна стала всеобщей любимицей: таких балуют, но относятся с некоторым снисхождением, как к нуждающимся в защите от неприятных жизненных обстоятельств типа засорившихся клозетов и налогообложения. Тем временем Мария стала синим чулком, все отрочество читала запоем и проявляла интерес к экспансионизму, войне на Юге [2] Имеется в виду Гражданская война в США, 1861–1865. и прочим предметам, которые принято считать неподходящими для юных леди. Последние три года она оформляет собственную подписку на ряд канадских и заграничных журналов. Она не скрывает своих реформистских взглядов (но держит в тайне приверженность к аграрному крылу реформистов), восхищается Таппером [3] Чарльз Таппер (1821–1915) — премьер-министр Новой Шотландии (1864–1867), один из лидеров Конфедеративной партии Канады, выступавшей за присоединение Новой Шотландии к Канадской конфедерации. и спорит с отцом, не разделяя его любви к Джорджу Брауну [4] Джордж Браун (1818–1880) — политик и журналист, один из отцов Канадской конфедерации. . И все это в городке, где чтение газеты персоной в женском платье считается верхом чудачества. Однако Мария вполне сознает, что разница между умственными способностями ее и Сюзанны не так уж велика. Будь Сюзанна дурнушкой и, вследствие этого, предоставлена самой себе, она вполне могла бы стать такой же интеллектуалкой. И напротив, Мария достаточно честна с собой, чтобы признать: если б ей досталось побольше внешней привлекательности, она бы не проявляла столько усердия в стремлении к знаниям. Вот такие крохотные различия определяют течение жизни.