Стеф Пенни - Нежность волков

После обеда Дональд изучает вчерашние заметки и записывает утренние события. Он как раз решил пойти отыскать этого Стеррока, чтобы расспросить его, как в комнату без стука входит Сюзанна. Дональд вскакивает как ошпаренный, ухитряясь при этом опрокинуть стул.

— Черт! О, простите, я…

— Ах, боже мой…

Сюзанна помогает поднять стул, и в результате они стоят почти вплотную друг к другу и смеются. Дональд в испуге отшатывается — а вдруг она услышит, как стучит его сердце.

— Я зашла извиниться, — говорит она. — Разговор за обедом повернулся так неудачно… я-то надеялась, вам понравится наше общество.

Лицо ее вполне серьезно, но щеки чуть порозовели. Дональд вдруг отчетливо осознает, что он нравится этой красивой девушке, и мысль пьянит, будто стакан крепкого бренди. Остается надеяться, что на лице у него не слишком идиотская ухмылка.

— Вам не за что извиняться, мисс Нокс.

— Пожалуйста, зовите меня Сюзанна.

— Сюзанна.

Он впервые назвал ее по имени и не может удержаться от счастливой улыбки. Вкус ее имени во рту и ее устремленное к нему лицо жгут сердце, словно раскаленное железо.

— Нет ничего чудесней вашего общества и такого отвлечения от всего этого… дела. Я очень рад… очень рад, что приехал, — я хочу сказать, рад, что Маккинли выбрал именно меня.

— Но ведь завтра вы уедете, и больше мы вас не увидим.

— Ну-у… Я надеюсь, Компании понадобится следить за происходящим здесь, так что… Кто знает, может, я вернусь раньше, чем вы думаете.

— О! Понятно.

Она выглядит такой несчастной, что он набирается смелости добавить:

— Но знаете, было бы замечательно… если бы вы мне написали и… и… дали знать, как тут дела.

— Вы имеете в виду что-то вроде отчета?

— Ну… да, хотя мне бы еще хотелось знать… как дела у вас. Я бы и сам вам написал, если вы не возражаете.

— Вы бы хотели мне написать? — Она кажется приятно удивленной.

— Я бы очень хотел.

Мгновение они стоят, затаив дыхание, в осознании только что произнесенного, а затем Сюзанна дарит ему ответную улыбку:

— Я тоже.

Дональд ликует, он полон сил и энергии, казалось уже забытых. Он тут же молча благодарит и, едва сознавая, что делает, вылетает из дома, вдруг обнаружив, что парадоксальным образом хочет в одиночестве насладиться вновь обретенным счастьем. Он идет в лавку Скотта, здраво рассудив, что Джон Скотт должен быть в курсе всего происходящего в Колфилде. Он врывается в лавку, тщетно пытаясь согнать с лица глупую улыбку — все-таки человек умер, — и видит за прилавком худую круглолицую женщину. Она поднимает голову на скрип двери, и проступивший на лице страх тут же сменяется маской полного безразличия.

Джона Скотта здесь нет, но миссис Скотт оказывается почти столь же полезной. Дональд замечает ее растерянность и пытается сосредоточиться, когда она сообщает, что мистер Стеррок остановился в ее доме, а там ли он сейчас, она не знает.

— Вы сами можете пойти и посмотреть. Служанка там… — Миссис Скотт обрывает фразу, будто бы что-то вспомнив. — Нет, я пошлю за ним, так будет лучше.

И она скрывается за дверью. Дональд смотрит в окно на небо, напоминающее творог, и вспоминает нежные губы Сюзанны.

Томас Стеррок сразу располагает к себе Дональда — когда кого-то называют следопытом, представляешь себе матерого лесовика с грубыми манерами и своеобразным юмором, опостылевшим Дональду в форту, так что Дональд приятно удивлен, встретив благородного джентльмена.

— Позвольте поинтересоваться, как вы выбрали себе такой род занятий?

Сидя в креслах, которые миссис Скотт разместила у печки, они пьют горький кофе. Прежде чем ответить, Стеррок уныло разглядывает содержимое своей чашки.

— В свое время я кое-чего добился, а еще писал об индейском образе жизни. Я всегда был другом индейцев, и, узнав об этом, один человек попросил меня помочь с розыском украденного мальчика. Все получилось, так что ко мне стали обращаться и другие. Я никогда не собирайся этим заниматься, просто так вышло. Теперь я для этого слишком стар.

— А вещь, которую вы ищете… У вас есть какое-либо письменное доказательство, что Жаме предназначал ее именно для вас?

— Нет. Когда я видел его в последний раз, он не планировал пасть от руки убийцы.

— И вам ничего не известно о его врагах?

— Нет. Он хорошо умел выторговывать самые выгодные условия, но это не повод убивать человека.

— Разумеется.

— Когда он впервые показал мне кость, я попросил его срисовать знаки, а он, заметив мой интерес, отказался — лучше, мол, продаст мне ее.

— Но вы ее тогда не купили?

— Нет. Видите ли, был временно стеснен в средствах. Но он согласился придержать вещь, пока я не смогу заплатить. Сейчас я, разумеется, при деньгах… — Он беспомощно разводит руками. — Но не знаю, где она.

— Я поговорю об этом с мистером Ноксом. Мы не нашли завещания. Если мистер Нокс согласится, то, осмелюсь предположить, он сможет продать ее вам. Конечно, если мы ее отыщем.

Дональд вдруг задумывается, искал ли уже Стеррок этот кусок кости. Он вспоминает следы у хижины. Там были трое. Прошлой ночью три человека осматривали хижину.

— Это очень благородно с вашей стороны, мистер Муди. Я крайне признателен.

— Что это за вещь? Что-нибудь римское или египетское?

— Я не вполне уверен, что это. Она ни на что не похожа, но именно поэтому мне и нужна — я намерен показать ее музейным специалистам, которые в этом разбираются.

Дональд кивает, толком так и не поняв, почему Стеррок настолько заинтересован в этой вещи. В одном сомнения нет: если кто-то столь пылко стремится к обладанию неким предметом, следует насторожиться. Разве не могло быть так, что Стеррок приехал раньше, Жаме отказался продать кость и Стеррок убил его? Или Жаме уже продал ее кому-то еще? Как бы то ни было, Стеррок не кажется вероятным убийцей. Но верно и то, что не обнаружено никаких признаков этого предмета, явно обладающего некой ценностью. В таком случае у кого он сейчас?

Дональд покидает лавку, получив заверение Стеррока, что тот задержится в Колфилде еще на несколько дней. Он задумывается, почему не спросил о сестрах Сетон, — скорее всего, потому, что отказывается верить, будто столь благовоспитанный человек способен на мошенничество, описанное Ноксами. Он спрашивает себя — не впервые, — почему так легко составляет благоприятное мнение, не по неопытности ли? Следует ли быть более подозрительным, как Маккинли, который принципиально настроен против людей, предполагая, что рано или поздно всякий его разочарует, и обычно оказывается прав?

По дороге он видит Марию с корзиной в руке. Он приподнимает шляпу, а она слегка улыбается. Похоже, она настроена гораздо менее враждебно, чем нынешним утром, но он все же не решается заговорить первым.