Виктория Косфорд - Amore & Amaretti

«Si, capisco» — да, я все понимаю, говорю я. За мои прекрасные новенькие линзы мы выкладываем половину моей месячной зарплаты и едем в Виареджо, чтобы провести остаток дня на пляже. Мир кажется полным возможностей, которые были недоступны мне последние пятнадцать лет из-за близорукости. По пути Джанфранко рассказывает, что итальянская оптика на высоте. В Италии и технологии, и оборудование самые новые.

Мы приезжаем на пляж, когда солнце в зените, переодеваемся в купальные костюмы и бежим в воду. Я так привыкла зажмуривать глаза под водой, что делаю это почти инстинктивно. И все же доктор так горячо объяснял что-то про il fare la doccia — душ — и un bagno — ванну, или купание, — что, когда меня настигает прозрачная волна, я с широко открытыми глазами храбро разглядываю подводный мир. В этот момент происходит что-то странное: резкая ясность в глазах сменяется привычной расплывчатостью. Дорогущие линзы вымыло из глаз, они потерялись в бесконечном океанском пространстве и сейчас, наверное, плывут в Австралию. Не могу поверить, что такое могло случиться, что это чудо оптической индустрии попало мне в руки на столь короткое время. Лишь потом, признавшись Джанфранко, я понимаю, что на самом деле говорил доктор. Единственное, что нельзя делать в этих линзах, сообщает Джанфранко с улыбкой, — открывать глаза под водой. Видимо, это и была та самая фраза, которую я не поняла.

«Фиат» рассекает по снежным наносам и огибает опасные повороты, надеясь довезти наших друзей в Петтино целыми и невредимыми. Окна одинокого сельского дома сияют янтарным цветом, приглашая войти. В траттории мы единственные гости; семья хозяев, сгрудившаяся вокруг камина, разом вскакивает, чтобы нас встретить. В обеденном зале нет ничего, кроме длинных деревянных столов и скамей. Но мы быстро обживаемся на месте, откупориваем бутылки вина и шумно радуемся тому, что отважились преодолеть такой путь в суровых условиях. Меню здесь нет; мы приехали есть трюфели. Я слышала о равнодушии, с которым умбрийцы относятся к этому драгоценному ингредиенту — он для них как петрушка или обычный картофель. Вместо того чтобы мелко тереть на терке или подавать в виде стружки, трюфели здесь просто режут кусками.

Первыми приносят кростини — хрустящие маленькие тосты со смесью из анчоусов и грибов, с черными крапинками трюфелей. Затем фриттату с ароматом пекорино и трюфелей. Яичные нити свежих тальятелле появляются на столе с блестящим зеленым маслом, посыпанные трюфелями. Все вокруг — снег за окном, хозяева, приносящие и уносящие блюда, строгие очертания деревянного зала — становится лишь расплывчатым фоном дегустации трюфелей. Мы сидим здесь часами, и уезжаем по опасной дороге вне себя от счастья — нам так уютно, что мы ничего вокруг не замечаем.

Где бы мы ни оказались — в ресторане, в полночь после трудного рабочего дня, или во Флоренции или за ее пределами в один из драгоценных выходных, когда друзья неожиданно нагрянули в гости, — наши обеды и ужины всегда запоминаются. Джанфранко обладает удачным сочетанием качеств: он выходец из крестьянской семьи, но при этом учился в прославленных заведениях швейцарской индустрии гостеприимства, поэтому я обычно с готовностью позволяю ему сделать за себя заказ. Он многое знает о еде, его вкус безупречен. Но я начинаю видеть в нем и другие, неприятные стороны — капризность, переменчивость настроения, угрюмую подозрительность. Эти качества в последнее время стали частыми гостями в нашей жизни, они как самозванцы, явившиеся без приглашения, — безликие и мрачные. Иногда Джанфранко вдруг начинает меня игнорировать; ревнивое молчание моего возлюбленного окружает нас глухими стенами. Позднее, вернувшись в нормальное расположение духа, он объясняет свое настроение приступом ревности к какому-то зеленщику, чьего имени я даже не знаю. И все же, когда я наблюдаю за его кулинарным мастерством, восхищение заставляет меня с легкостью все ему прощать.

Мы едим только продукты по сезону, все самое свежее, del giorno (продукт дня), и всегда что-то необычное. Стоит нам зайти в любой ресторан или тратторию, как он сразу бежит на кухню, и через служебное окошко я вижу, как он пальцем пробует содержимое дымящихся котлов. Во всех ресторанах, куда мы ходим, работают официанты и повара, с которыми Джанфранко знаком или вместе работал. Они рассказывает мне истории их жизни за пиццей на хрустящем тесте, посыпанной лепестками прошутто; это продолжается до последней, ночной рюмки лимонной водки. Я узнаю, как Тонино промотал наследство на азартные игры и теперь вынужден работать в трех местах; почему у Сильвио одна нога короче другой; куда Паоло водит ужинать свою любовницу в те вечера, когда удается сбежать от жестокой, деспотичной женушки.

Просторная пиццерия Клаудио на Пьяцца санта Кроче — одна из наших любимых. Больше всего мне нравится там шпинат, припущенный с чесноком, перцем чили и оливковым маслом. Я ем его с диким количеством хлеба, а официанты тем временем сворачиваются и, закатав рукава, начинают играть в карты, курить и пить.

Вымойте и отожмите пучок шпината. В сковороде нагрейте оливковое масло, добавьте нарезанный чеснок и сушеный острый чили, затем бросьте шпинат. Приправьте солью и перцем и периодически встряхивайте в течение двух минут. Подавайте, полив соком свежего лимона и щедро приправив оливковым маслом первого отжима.

Нередко мы ужинаем и в шикарном «Антика Тоскана», который специализируется на приеме туристических групп. Его владелец — Лоренцо, один из партнеров Джанфранко; он говорит хрипло, точно у него в горле песок. Я тут же проникаюсь к нему симпатией, потому что он не только предельно вежлив, но и преданный семьянин, который очень гордится двумя сыновьями — те часто помогают ему на кухне. Там я встречаю официанта по имени Раймондо. Он знает много языков, играет на аккордеоне и является гордым обладателем моржовых усов. Мы становимся лучшими друзьями. Вместе останавливаемся на бензоколонках вдоль автострады, где в тесных, почти пустых тратториях Джанфранко всегда знает что заказать: густое рагу из потрохов, соленую треску с мангольдом, широкую ленточную пасту с блестящим от жира утиным соусом, свежий инжир, завернутый в панчетту, и бруски сливочного сыра томино, утопающие в золотистом масле. Летом мы порой проезжаем по семьдесят миль до прибрежного городка Вьяреджо — и все лишь для того, чтобы поесть рыбы. В здании в стиле ар-деко на променаде нам накрывают настоящий пиршественный стол. Бесконечные подносы сменяют друг друга; на них высятся горы морепродуктов, перемешанных со спагетти или ризотто или же просто великолепно поджаренных на гриле, — и все это готовят, разумеется, бывшие коллеги Джанфранко. Иногда мы заказываем традиционную тосканскую баккалу — соленую треску, крестьянское блюдо, снова пользующееся популярностью.