Теа Обрехт - Жена тигра

Детский рев чудовищно заразителен. Стоило завопить одному ребенку, и ему тут же стали вторить еще шестеро. Акустика в монастырских помещениях была такова, что вскоре вся обитель звенела от плача перепуганных и возмущенных детей. Мы, конечно, знали, как громко малыши умеют кричать и плакать. Они способны сражаться не на жизнь, а на смерть и могут даже укусить доктора, если будут очень уж сильно бояться уколов. Монахи, первые полчаса в ужасе стоявшие вокруг, вскоре опомнились и пришли нам на помощь. Они крепко держали ревущих детей за руки и за ноги, одним угрожали наказанием, другим обещали поощрение в виде сластей. Последний посул многим показался столь соблазнительным, что малыши сами стали подходить к нам и не оказывали особого сопротивления, получая свою порцию вакцины. Все же мы совершили серьезную тактическую ошибку, преждевременно раздав большую часть конфет и вафель. Именно сласти оказались нашим единственным действенным рычагом в данной ситуации, теперь мы с отчаянием смотрели, как тают их запасы, и понимали, что в любую минуту можем оказаться совершенно безоружными.

В два часа дня я заметила в дверях ту молодую женщину, что жила в нашем доме. Сгорбившись, прикрыв голову и плечи шалью, она стояла там, видимо, уже довольно давно. Больная девочка сидела у нее на бедре, как обезьянка, и спала, положив голову ей на плечо. Но когда я поманила женщину к себе, она вдруг развернулась и пошла обратно во двор. Покончив с обследованием очередного ребенка, я пошла за нею и увидела, что фра Антун сумел остановить ее у самых ворот, отрезав ей путь к окончательному отступлению. Женщина стояла ко мне спиной, я не видела ее лица, зато расслышала, что она говорит фра Антуну. Оказывается, они все-таки нашли своего покойника.

Женщина все совала фра Антуну какой-то желтоватый конверт, а он поднимал руки, не желал его брать и говорил:

— Потом, потом…

Я еще немного постояла в дверях, надеясь, что он меня увидит, а когда он все-таки меня заметил, указала ему на девочку. Фра Антун улыбнулся, взял женщину за плечи, повернул лицом ко мне и жестом велел ей следовать за мною. Но она затрясла головой, попятилась от него, вырвала руку и пошла прочь, а мы стояли и смотрели, как она идет к выходу на улицу по полосатому от теней зеленому коридору из виноградных лоз, расползшихся по решетке.

Вдруг рядом со мной возникла Зора с пустой коробкой в руках и заявила:

— Все, работу продолжать невозможно! У нас сласти закончились.

Весьма кстати наступил обеденный перерыв, и мы воспользовались этой возможностью для перегруппировки сил и выработки новой стратегии борьбы. Зора включила пейджер, и оказалось, что с утра помощник прокурора уже успел прислать шесть сообщений, так что ей пришлось пойти в монастырский офис и позвонить ему. Я осталась разбираться с бумагами. Дети, сонные, облепленные пластырями, сгрудились во дворе под жарким полуденным солнцем, и я, разумеется, попыталась загнать их под крышу или хотя бы в тень. К тому времени как я снова вернулась в нашу импровизированную смотровую, фра Антун был уже там и раскладывал документы в алфавитном порядке.

Он с интересом посмотрел на тонометр, торчавший у меня из кармашка, и я сказала, что у него-то давление наверняка очень высокое, все-таки шестьдесят детей — это не шутка. Он тут же закатал рукав рясы и похлопал по обнажившейся коже. Я пожала плечами, велела монаху сесть и надела ему на руку манжету. У него было тонкое моложавое лицо. Позже я узнала от Нады, что он в детстве ловил майских жуков, сажал в банку, а потом надевал на них поводок из магнитофонной ленты. Довольно часто можно было видеть, как он идет по главной дороге, а вокруг него вьется на привязи дюжина обезумевших жуков, похожих на крошечные воздушные шарики, и лента ослепительно посверкивает в лучах солнца.

— Я слышал, вы сегодня утром устроили на виноградниках настоящий переполох, — сказал он.

Я уже хотела признать, что проявила в разговоре с Даре излишнюю непримиримость, а в свою защиту сказать, что мне всю ночь не давал спать жуткий кашель той маленькой девочки, но вдруг поняла, что фра Антун имеет в виду совсем не это, а неожиданность моего там появления.

— Вы их до чертиков перепугали, — сказал он, и я, подкачивая воздух в манжету, так и застыла, не зная, как мне реагировать на то, что монах помянул черта. Фра Антун улыбнулся и продолжил: — Вы только представьте себе!.. Люди сосредоточенно копаются в земле, ищут заветные останки, страшно устали, копали весь предыдущий день и всю ночь, и тут в предрассветный час, когда им кажется, что они вот-вот найдут то, что ищут, из кустов внезапно появляется женщина, одетая в нечто белое, весьма напоминающее саван.

— Я просто упала, провалилась в какую-то дыру, — заявила я, вставляя в уши наушники и прикладывая стетоскоп к локтевому сгибу его руки.

— Да, так и в деревне говорят, — сказал он. — А что подумали бы вы на их месте?

— Я бы поразмыслила, зачем заставляю своих детей искать в земле чье-то тело, которое сама же туда и закопала.

Монах посмотрел на меня так, словно не мог решить, можно ли мне доверить то важное, что он собирался сказать. Я снова подкачала манжету, и фра Антун покорно ждал, сунув подол долгополой рясы между коленями.

Я смотрела на циферблат, слушала глухие удары его крови, и он вдруг сказал:

— Вы, наверное, знаете, что тут водится одна тварь… — Поскольку я ни о чем подобном не знала, францисканец пояснил: — Призрак или дух. В общем, мора. [2] Мора (мара, кикимора) — в славянской мифологии злой дух. Первоначально считавшаяся воплощением смерти, мора позднее утратила связь с загробным миром, но сохранила зловредный для человека характер и способность к оборотничеству. В Европе мора, или мара, — воплощение ночного кошмара. Считалось, что она садится ночью на грудь и вызывает удушье.

— Придется перемерить, — сказала я, поскольку он меня сбил, и принялась опять подкачивать воздух в манжету.

— Всех так поразили поиски этими землекопами похороненных здесь останков, что люди как-то позабыли, что и у нас самих когда-то была мора. Мы ведь до сих пор кладем монеты и подарки на могилы наших мертвых, зная, что она их заберет. В деревне говорят, что та старуха, которая этих землекопов сюда и направила, все насчет нашей моры знает, потому и заставляет их искать тело, чтобы здесь же его и освятить.

— Откуда ей все это известно?

— Так люди говорят, — сказал фра Антун. — Я же не утверждаю, что и для меня это имеет какое-то значение.

Для меня это тоже никакого значения не имело. Даре со своим семейством явился сюда откуда-то из окрестностей нашей столицы. Наверное, и у нас там хватало всяких мор и прочих сверхъестественных существ, которых невозможно просто так увидеть. Они слоняются возле могил, требуют приношений, и это неизменно кончается тем, что все добро попадает в руки кладбищенских сторожей или цыган.