Теа Обрехт - Жена тигра

Официант стал предлагать:

— Сегодня, сударь, у нас имеются морской язык, угорь, каракатица и солнечник, или светлоперый судак. Могу я порекомендовать вам судака? Он очень свежий, утреннего улова.

Рыбин там оказалось не очень-то много — может, штук пять или шесть, но выложены они были с большим искусством. По краям блюда свернулись кольцом два угря, а светлоперый судак лежал на боку и более всего напоминал лист наждачной бумаги. На хвосте у него было пятно, очень похожее на глаз, смотревший вверх. Пожалуй, он более других действительно был похож на рыбу, и от него единственного не попахивало мертвечиной. Вообще-то я люблю судака, но в этот вечер мне ужасно хотелось лобстера, и я спросил, нет ли его. Старый официант поклонился и с извинениями сообщил, что лобстеры у них как раз кончились.

Тогда я сказал, что мне нужно минутку подумать, он вручил мне меню и оставил в покое. Я был весьма разочарован отсутствием лобстера, ей-богу, именно так, и тупо изучал список различных гарниров и салатов, которые здесь подавали к рыбе. У них, разумеется, было все, что полагается: различным образом приготовленный картофель, салат с чесноком, четыре или пять различных соусов, но я все продолжал думать о лобстере и сожалеть о том, что они у них как раз кончились. Мне вдруг пришло в голову, что тот человек, который читает книжку за дальним столиком, только что съел последнего лобстера. Боже, как это было бы ужасно! Ведь этот тип явно прибыл сюда полюбоваться разрухой и, наверное, слопал того самого лобстера, который должен был бы достаться мне, приехавшему сюда вовсе не для того, чтобы любоваться чужим несчастьем.

Стоило мне об этом подумать, как снова появился старый официант, подошел к тому человеку и с поклоном спросил у него:

— Сударь, вы уже решили, что будете заказывать? Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

— Да, пожалуйста, принесите мне воды, — сказал тот.

Я положил меню на стол и внимательно посмотрел на него. Теперь, разговаривая с официантом, он положил свою книгу на стол, и я, разумеется, сразу его узнал. Это был он, Гавран Гайле, бессмертный человек. Официант ушел, чтобы принести ему воды, и он не стал больше читать свою книгу, а сперва долго смотрел на реку, потом изучал обстановку на балконе, и наконец его зрачки остановились на мне. Это был тот же самый взгляд человека из гроба, прежние глаза, да и лицо практически ничуть не изменилось, оставалось, должно быть, таким же, как и тогда, когда он сидел в келье для пьяниц в церкви Богородицы на Водах, а я так и не успел с ним повидаться.

Он улыбнулся мне, и я сказал:

— Это вы?

Он ответил:

— Да, доктор, — потом встал, отряхнул пиджак и подошел, чтобы пожать мне руку.

Я тоже поднялся, держа в руках салфетку, и мы молча обменялись рукопожатием. Тем временем до меня наконец-то дошло, зачем он здесь, и я, пожалуй, не мог бы сказать, что удивлен нашей встречей. Нет, такого ощущения у меня совершенно не было. Это означало только одно: Гавран Гайле, как и все мы, отлично понимал, что вскоре случится. Вот и пришел собирать души, будучи по-прежнему бессмертным.

— Какая чудесная, удивительная встреча! — сказал он мне, а я спросил:

— Давно ли вы прибыли в этот город?

— Я здесь уже несколько дней, — ответил он.

Я с чрезвычайно усталым, озабоченным видом заметил:

— Вы, разумеется, многих здесь уже успели угостить своим кофе?

Он не улыбнулся в ответ, но и ни слова упрека тоже не сказал. Гавран не стал ничего ни подтверждать, ни отрицать, просто находился там, где и должен был. Я вдруг подумал о том, что усталым или измученным он почему-то никогда не выглядит, а потом настоял на том, чтобы Гайле непременно пообедал со мною. Он с радостью согласился, сходил к своему столику и забрал оттуда книгу и чашку.

Старый официант принес нам еще одну тарелку и столовый прибор и спросил:

— Итак, господа, вы уже решили, чего вам угодно отведать?

— Пока еще нет, — сказал ему Гавран Гайле. — Но мы непременно хотели бы покурить наргиле.

Я выждал, когда старик уйдет, чтобы принести нам кальян, и сказал своему бессмертному приятелю:

— Именно здесь я некогда отведал самое лучшее кушанье в моей жизни. — Гавран одобрительно покивал, и я прибавил: — Это было во время нашего с женой медового месяца. Впрочем, вы пока с ней не знакомы. В этой гостинице мы жили в первое время после свадьбы и постоянно заказывали лобстера. Мы поженились через два года после нашей с вами первой встречи. Помните, в одной маленькой деревушке?

— Конечно помню, — сказал он.

— Я тогда был еще совсем молодым, — продолжал я, — и у нас был поистине чудесный медовый месяц. Неделю подряд я ел только омаров. Впрочем, я бы и теперь с удовольствием лобстером угостился.

— Значит, так и следует поступить.

— К сожалению, у них сегодня ни одного не осталось.

— Какой позор!

— А не вы ли, случайно, и съели последнего? — насмешливо намекнул я.

— Увы, я еще вообще сегодня не ел, — улыбнулся он.

Мы немного посидели молча, но он так и не спросил у меня, что, собственно, я-то здесь делаю. Вот тогда я и догадался, что ему, наверное, ведомо нечто такое, что неизвестно мне. Возможно, он пришел сюда как раз для того, чтобы встретиться именно со мною, а не с кем-то еще. Мысль о том, зачем Гавран хотел со мною пообщаться, заслонила все прочие мои соображения. Вот что я скажу тебе, Наталия: одно дело — не верить, что такое возможно, но совсем другое — когда невероятное становится вполне реальным. Не знаю уж, то ли на меня так подействовал артиллерийский обстрел, то ли сам тот вечер, то ли зрелище Старого моста над рекой, но, сидя за столиком в ресторане и вцепившись в салфетку, лежащую на коленях, я вдруг отчетливо понял: вот она, эта моя возможность. Я ею воспользуюсь.

— В последнее время вы были, наверное, очень заняты? — спросил я.

— Не особенно, — ответил мне бессмертный человек и хотел еще что-то прибавить, но в эту минуту, шаркая ногами, вернулся старый официант.

Он принес нам наргиле, который сам установил, тщательно протер мундштуки, заложил в чашу табак, обычный и благовонный, черный иорданский. Официант закончил приготовления, из трубки уже тянуло сладким горячим ароматом меда и роз. Он достал карандаш и блокнот, желая записать наш заказ.

— Как вы насчет окуня? — спросил у меня Гаво.

— Предпочел бы солнечника, — сказал я. — В отсутствие омаров, разумеется.

— Так закажем солнечника?

— Хорошо.

— Итак, пусть будет судак, — сказал бессмертный человек старому официанту и улыбнулся ему.

Тот низко поклонился и сказал, что мы сделали очень хороший выбор. Это действительно было так, мы и вправду сделали очень хороший выбор. Не исключаю, что это был последний судак-солнечник, которого подали в этом ресторане.