Елена Черникова - Вожделение бездны

общественности". Меня уличали в двуличии: днём на "Патриоте", а по ночам-де веду неприличные шоу в эротических клубах. Хуже того, подрабатываю в жёлтой прессе, пописывая крайне безнравственные рассказики.

Мы посмотрели друг на друга - главный и я. Семь лет назад мы вместе с грохотом прошли через увольнение с другой радиостанции, "Совесть", за несоответствие

коммунистическим идеалам и выраженную религиозность. Пикантность прошлого сюжета была в том, что не соответствовали мы в 1999 году, когда коммунистические парадигмы давно уж перешли в частные руки, офакультативились наряду со множеством иных парадигм, идеологий, программ и движений. Некое красное лицо внезапно купило "Совесть", объявило себя самым чистым коммунистом и в конце

концов, представив пачку писем от "представителей слушательской общественности", выселило нас без выходного пособия за ворота.

Сказано Пушкиным: шли годы. На некоммунистическом радио "Патриот", под владычеством абсолютно другого спонсора, приглашённого на власть за его

богобоязненное поведение, мы вновь попадаем на те же поразительные гвозди. Чуден и Днепр, и Москва, и вообще человек. Приняв решение не морочиться по этому вопросу, мы пошли чай пить.

Душа ныла: стиль доносов от новых "представителей" полностью совпадал со стилем старых, прокоммунистических. Мне захотелось уволиться немедленно, но главный сказал, чтобы я не сходила с ума и занялась чем-нибудь полезным. Чудесный он человек. Знает, что будет, но чаю завсегда выпьет.

Смотрю в окно: новостройки. Серые крыши мокро сияют сталью. Эти дома простоят десятилетия, обретут и утратят сотни жильцов, и наступит утро, когда у меня не

будет возможности посмотреть на влажные от весеннего дождя крыши: "представители православной общественности" хотят моего исчезновения. Интересно, как они это себе представляют? Я, с протянутой рукой, христарадничаю на паперти и каюсь перед прохожими, что работала на радио? На груди картонка со справками, что не

вела ночных шоу, не писала в жёлтую прессу. Или "представители" видят меня сразу и непосредственно в могиле? А дочь в приюте. Безутешного вдовца сами будут утешать? По очереди?

Мне вправду интересно: как устроена фантазия у писателя доноса? Он предвидит

повороты сюжета, запускаемого им по инстанции? Он заморачивается глупостями типа развитие, композиция, кульминация? А может, ему просто нравится медленно, степенно выкладывать буквы на бумагу? Пазлы собирает? Не в те обидно забытые

школьные вирши его, безусловно, писанные и никогда никому не нужные, а в символы власти, таинственно связанные с недосягаемым и неприятно живым человеком.

Он, видимо, шевелит сухими от страсти губами, проговаривая имя жертвы, а рука

передвигает знаки, подёргивая за невидимую нитку, длинную-длинную, - а кукловода и не видно… Спрятался! Замолаживает?

Как славно Магиандр написал про упёртых: укроют в песочнице жука, накроют ведёрком - и вроде нет никакого жука. Маленький, а умненький. Удалось ему справиться со своими ненормальными родителями? Папу я, к счастью, никогда не видела, а вот с мамой у них точно проблема. Живёт с уродом, как она выразилась, и смертельно боится, что урод узнает, что она считает его уродом. Голубушка, да полсвета живёт именно так! И никто не бегает за журналистами - выступите по радио с объявлением: "Уродство - личное дело каждого. Все живущие с уродом, подлинным или мнимым, имеют полное право жить и впредь. Передайте привет вашим

уродам: они тоже имеют право на существование. Администрация". Неужели она этого хотела от меня? До чего я докатилась в глазах общественности!

Тут и пронзила меня догадка: может, общественность, написавшая петицию владельцу радио, не такая уж и анонимная? Может, я и знаю кое-кого из представителей?..

Магиандр погладил мать по волосам. Она была безжизненна, хотя кофе пила, губами шелестела, будто молилась.

- Он ударил тебя? - сурово спросил сын.

- Книга упала мне на голову, - убитым голосом прошептала мать.

- Прямо на голову, из запертого шкафа? Взмахнула крыльями, потеряв по дороге титульную доску, прилетела утром на кухню - шлёп! И лицо твоё распухло. А профессор вопит.

- Примерно так, - прошептала мать.

- А куда ключ подевался?

- Не знаю. Только предположение, страшное…

- Ещё что-то страшное? У нас тут пещера неожиданностей?

- Я случайно взяла его с собой, когда ходила к ней… В редакцию. Может, обронила там.

- А взяла-то зачем? Я уж не спрашиваю, зачем ходила в редакцию. Это я просекаю.

- Случайно взяла.

- Мам, а мам. У нас в храме батюшка прихожанам до мозолей на языке объясняет, что случайностей не бывает. Я не хочу мозолей. И вообще ты моя мать, я почитаю тебя, как положено, уважаю. А теперь скажи правду: смогла? Уговорила?

- Нет. Она боится коллектива. У них там действительно… мрачно. За нами всё

время какой-то хлыщ подглядывал из-за угла и не очень-то прятался. Думаю, письмо твоё не одна она читала.

- Как ты поняла?

- Просто почувствовала. Знаешь, есть чувство. Сердцем. Боже мой, что же происходит?!

- Да тебе явно полегчало! Мам, я пойду досплю…

- Сходи в магазин, пожалуйста. У меня сердце трясётся, руки, ноги. Как вспомню, как он закричал, когда Библия на меня упала… Горюшко моё…

- Как это - упала?! Откуда?

- С полки. Ну дура я, пришла вчера, стала готовить, а книгу на место не поставила, взяла её в кухню. Сама не понимаю, как это случилось. Я в редакцию с книгой ходила: бесов отгонять… прости Господи… Ну вот, упала книга прямо на меня с кухонной полки, по темени, кофе опрокинулся, я в полёте её хвать, страницы выдрались, а отец смотрел на всё это. На работу собирался… Дальше ты знаешь.

Сын встал перед ней на колени, обнял и попросил:

- Мам, ты больше не вникай в это дело, не ходи никуда, только в храм, и всё

устроится. Мне самому тошно уже, сил нет, но тебе знак был, чтобы не участвовала! Знак, понимаешь?

- А может, наоборот, чтобы крепче была? Указание?

- Откуда чтобы крепче? Доска-то отвалилась? Вот что будет, если не то делать. Доски будут отваливаться! От всего!

- А вдруг это всё надо по-другому читать? Я ведь только одну ошибочку сделала: книгу на место в шкаф не поставила. Ключ посеяла…

- А эту ошибочку ты сделала вследствие тучи других ошибочек! Во-первых, пошла в редакцию разговаривать с прессой. Ты умеешь разговаривать с журналистами? Ты знаешь, что это за люди?

- Ну люди же. Ведь тоже люди. Как люди…

- Мама, журналисты не тоже люди. Не ходи больше. Так вот, а вторая ошибочка та, что взяла чужую вещь не спросясь. Вещь вдобавок коллекционная! Он её больше нас с тобой, вместе взятых, любит. Ты покусилась на святое!