Виктор Ротов - Карл Маркс на нижнем складе

Под руководством Олега грузился МАЗ-509 с прицепом. Петр потребовал у получателя накладную. Каково же было его удивление, когда к нему подошел сам Олег. И нехотя, после третьего напоминания, предъявил накладную. В накладной черным по белому было написано — отходы-горбыль. А на МАЗе была заботливо уложена доска — «тридцатка» высшего сорта.

— В чем дело? — Петр показал Олегу накладную. — Ты мне не ту бумагу дал.

— Ту, — сказал сквозь зубы Олег и отвернулся.

— Здесь написано — «отходы — горбыль». А ты что грузишь?

— То и гружу, что начальство велело.

— Велело?

— Да.

— Хорошо, отцепляй прицеп, поехали к директору.

— Если тебе надо — поезжай.

Петр толкнул Гугу за холку.

— Гугу, скажи ему.

Гугу грозно оскалился и вдруг энергично и четко пролаял: «Гав! Гав!» Да так устрашающе, что Олег отпрянул.

— Иначе иод ружьем поведу, — Петр скинул с плеча бердану, торчавшую за спиной кверху прикладом.

— Ну хорошо! Поехали! Только потом не скули, зараза! Считай, что тебя уже уволили со склада.

— Давай, давай. Отцепляй, поехали.

— Отцеплю… Ключом бы тебе по башке да в речку.

— За это в тюрьму можно угодить…

Олег, как ошпаренный, выскочил из‑под навеса и под нещадно хлеставшим дождем побежал к цеху ширпотреба, где в расписном отделении работали во вторую смену молодые девчата. Видно, там спасался от дождя и отходил душой шофер. Вскоре они появились вдвоем. Шофер — молодой парень кавказского типа — шагнул под навес, отбросил картонку, которой накрывался от дождя, взглянул на Петра.

— Этот? — бросил через плечо намокшему изрядно Олегу.

— Этот.

— Слушай, — сердито сверкнул красивыми глазами кавказец. — Тебе больше всех надо? Да — а? Это все твое, да — а? — он кинул вокруг горящими гневом глазами и взмахнул энергично рукой. — Иди себе со своей ружем, да — а? Не мешай!

— Отцепляй, — повелительно кивнул Петр Олегу.

Тот взглянул на кавказца, мол, а что я могу сделать?

— Ты что, не слышаль, что я сказал? Да — а?.. — надвигался нагло кавказец. Сидевший у ног Петра Гугу оскалился, зарычал и гавкнул с грозным выпадом. Кавказец испугался.

— Убери это животное! Слышишь, да — а?!

Петр бесцеремонно отодвинул его в сторону и пошел помогать Олегу отцеплять крюк.

Когда отъехали с километр от склада, Олег, сидевший посредине, сказал, кивнув на реку, темневшую неподалеку от дороги:

— Вот сейчас тюкну тебя чем‑нибудь по башке, и концы в воду.

— Я те тюкну, — направил на него ствол берданы Петр. — Так и выскочат мозги на стекло…

— Слушай! — вытаращил глаза кавказец. — Убери эту дулу! Или как это у вас по — русски? Еще трупов не хватало у меня в кабине. Да — а-а?!

Директор жил на втором этаже двухэтажного дома, построенного специально для начальства. В подъезде горел яркий свет, на лестничной площадке было чисто подметено.

Он вышел к ночным гостям в длинном полосатом махровом халате. Заспанный, недовольный ночным визитом. На помятом лице — брезгливая мина. Узнав под капюшоном дождевика Петра Калашникова, он сразу переменился. Сонливости как не было. — Что случилось?..

Петр протянул ему накладную:

— А грузят отборный пиломатериал — тридцатку…

Директор молча пробежал накладную глазами и вернул ее не Петру, а Олегу. Сунул руки глубоко в карманы полосатого халата, наморщил лоб и недовольно взглянул на Петра. Вдруг взорвался:

— Да ну их к черту! Не связывайся с ними!.. — Помолчал в сердцах, не находя слов от возмущения, и уже ровным голосом сказал: — Поезжайте и занимайтесь каждый своим делом…

— Как же, Игорь Васильевич? — растерялся Петр.

— А вот так! — Отрезал директор и кивнул Олегу. — Чего торчишь, сматывайся. — И пока Петр шкандылял за ним по ступенькам, Олег с кавказцем уехали. Петр оглянулся на маячившего на площадке директора: мол, как же так? Тот беспомощно развел руками. Петр матернулся с досады и пошел к выходу. Директор вдруг окликнул его:

— Калашников!..

— Чего?

— Пива хочешь?

— Нет.

— А чаю?

— Не хочу.

— Ну все равно, зайди, поговорим.

Петр постоял, подумал. Сейчас будет воспитывать. А то еще уговаривать. Это совсем ни к чему. Но директор все-таки!.. Не пойти — некрасиво.

Директор ждал, пока Петр поднимется на второй этаж, и даже поддержал его под руку на последних ступенях; гостеггриимно распахнул дверь в прихожую. Просторная прихожая, слева встроенный полированный шкаф во всю стену, облицованный фанерой «птичий глаз». В одном из отделений шкафа — открытая ниша, в ней вешалка для верхней одежды. Справа, в углу, тумбочка, на ней телефон. На полу — ярко — зеленая с красной полосой ковровая дорожка до самой кухни. Тепло, уютно. Пока хозяин переобувался в комнатные тапки, Петр топтался у порога, стараясь не наследить и чтоб не накапало с мокрого капюшона. Но все равно с капюшона накапало.

— Ничего! Ничего! — успокоил его хозяин, стараясь говорить приглушенно, чтоб не разбудить домашних. — Проходи.

Петр, не нагибаясь, сбросил свой просторный резиновый сапог — «вездеход», оставил у порога дождевик и прошел следом за хозяином в кухню. Тот уже чиркал спичкой, зажигая газовую плитку. Поставил чайник, достал из холодильника две бутылки «жигулевского».

— Может, все‑таки пивка?

— Не, — отказался Петр, садясь на стул и устраивая свою протезную ногу так, чтоб она не мешала.

Директор сковырнул с бутылки железную пробку, сделал несколько глотков из горла и сказал, отдышавшись:

— Если б ты знал, как они мне осточертели!.. — заметив удивление в глазах гостя, добавил, чтоб тот не сомневался, кто именно: — Начальнички мои. Сначала тянут себе, потом. свату, брату; да еще другу, полюбовнице и черт те кому еще! Но… Что поделаешь? Если я сегодня не удовлетворю его просьбу — завтра я уже не директор. Понимаешь ситуацию?

— Понимаю. Но под эту сурдинку Горлов уже дважды себе привозил. Если б себе. А то продает, шельма, на сторону!..

— Ну это… — запнулся директор, беспомощно разведя руками. — Тут уж, как говорится…

— Не зевай, пока акулы резвятся?

— Во! В точку! — и хозяин снова отхлебнул из бутылки. — Приходится мириться… Но ты, если заловишь его вот с таким рейсом, — для себя, — тащи ко мне. Я ему, сукиному сыну!..

— Вы меня извините, Игорь Васильевич. Но я на первом же собрании всю эту историю поведаю людям.

— Зачем? — чугь не захлебнулся хозяин очередным глотком пива.

— А чтоб все знали!

— Тебе от этого легче будет?

— Надо же кончать эту тащиловку когда‑нибудь! Перестройка идет. Сознание прежде всего надо перестраивать.

— И ты поверил в эту болтовню? Друг ты мой любезный!. Плюнь ты на ихние сказки. Они там, — он ткнул пальцем вверх, — говорят красиво, а живут счастливо. Себе ни в чем не отказывают. Все их правильные речи про перестройку, хозрасчет, самофинансирование, экономию и бережливость — для дурачков. Никакой перестройки нету, идет обыкновенная скубня за власть, и кто жирнее кусок от России оттяпает. Вот и вся перестройка! Неужели ты не понимаешь?