Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа

До полуночи еще оставалось время. Чтобы скоротать его, я уселся в баре на улице де Паради с кружкой пива. Бар напоминал третьеразрядную забегаловку: грязные пластиковые столы, музыкальный автомат, извергающий пошлый французский рок, битая цинковая стойка, барменша-турчанка в джинсах не по размеру, рядом с ней за стойкой угрожающего вида бугай, покрытый татуировками. Из посетителей — троица отморозков за столиком в углу и какой-то бегемот в изрядном подпитии, нависший над барной стойкой. Перед ним стоял стакан мутноватой жидкости, явно алкогольной (пастис? ракия? Бейлиз?). Присмотревшись, я обнаружил, что это Омар. До него не сразу дошло, кто перед ним, но потом в мутных глазах засветилось узнавание.

— Чертов американец, чертов американец, чертов американец… — завел он на английском на одной ноте. Потом перешел на французский: — Il apprecie pas comment je chie. [66] Ему не нравится, как я сру.

Вылив содержимое стакана себе в глотку, сосед достал свой французский паспорт и начал вертеть им перед моим носом.

— Тебе не удастся меня депортировать, говнюк!

Далее — по-турецки, но было не так уж трудно понять, что это нецензурная брань.

Я уже допивал свое пиво и собирался уходить, когда Омар уронил голову на стойку бара и вырубился окончательно.

Барменша-турчанка выставила мне вторую кружку pression , [67] Бочковое пиво. хотя я и не просил.

— Если он вас ненавидит, значит, вы нормальный парень. C’est ип gros lard . [68] Это тот еще фрукт.

Поблагодарив ее, я посмотрел на часы: 23:53. Пора идти.

Ровно в полночь я зашел в подворотню и открыл дверь. Чтобы затащить в коридор все припрятанное, мне понадобилось меньше минуты. До ушей доносился тот же механический гул, что и вчера. Я не стал прислушиваться и поднялся по лестнице. Вскоре весь мои скарб был в офисе, дверь заперта. Прежде всего я включил новый обогреватель, настроил радио на волну «Парижского джаза», проверил картинку на мониторе: все чисто. Осталось открыть первую банку краски и приступить к работе.

В ту ночь опять ничего не произошло — не считая того, что мне удалось покрыть бетонные стены двумя слоя краски. Разумеется, на монитор я поглядывал каждую минуту, но картинка не менялась.

В отличие от вчерашней ночи, время пролетело очень быстро. В 5:45 я промыл в умывальнике кисти и ровно в шесть покинул офис.

Спускаясь по еще темной улице к boulangerie, я жадно глотал парижский воздух (теперь он мне не казался таким сырым). Как всегда, два круассана. Один был съеден по дороге домой, второй — с горячим шоколадом — после душа. Потом — не без помощи зопиклона — несколько часов беспробудного сна, и в два часа пополудни звонок будильника, возвещающий о начале… четверга?

На третью ночь я закончил покраску стен и начал шкурить деревянные поверхности. В шесть часов утра — свободен.

Четвертая ночь полностью была посвящена работе с деревом. И снова никакой активности на экране монитора.

Утром я вынес из офиса пустые банки и выбросил их в мусорные контейнеры на улице. Проснувшись после полудня, я отправился в кафе за своим конвертом. Вот уже третий день подряд за прилавком стоял мистер Борода с религиозной отметиной на лбу.

— Камаля опять нет? — спросил я.

— Он уехал.

— Но он мне ничего не говорил об этом.

— Семейные проблемы.

— Есть телефон, по которому ему можно позвонить? — поинтересовался я.

— Зачем вы хотите ему звонить?

— Он мне симпатичен. Мы хорошо ладили. И если у него какие-то личные проблемы…

— У него нет телефона.

Тон бородача не располагал к дальнейшим расспросам. Я взял конверт с жалованьем и сказал:

— Мне бы хотелось купить еще кое-что для офиса. Может вы передадите хозяину мою просьбу?

— Говорите, что вам нужно.

— Маленький холодильник и электрический чайник. Очень тяжело работать всю ночь без горячей воды и кофе. Я бы еще хотел коврик. Бетонный пол очень сырой…

— Я скажу, — оборвал он меня и, схватив тряпку, принялся протирать прилавок. Разговор был окончен.

Когда через несколько часов я пришел в свой «офис», в углу комнаты меня дожидался холодильник. Хотя и видавший виды, с подернутыми ржавчиной петлями, но все-таки работающий. Так же, как и электрический чайник, установленный на нем. Я наполнил чайник водой, и она закипела меньше чем за минуту. Проблема состояла лишь в том, что у меня под рукой не оказалось ни чая, ни кофе. Но, по крайней мере, теперь я знал, что к моим просьбам прислушиваются, — хотя коврика по-прежнему не было.

В ту ночь в моей работе произошли изменения: в подворотне появился посетитель. Он прибыл ровно в 1:48. На столе зазвонил телефон, и от неожиданности я чуть не выронил томик Сименона из рук. Монитор показывал мужчину неопределенного возраста (зернистое изображен не позволяло разглядеть черты его лица), стоявшего у двери. Занервничав, я схватил телефонную трубку и произнес: «Oui?»

Голос показался скрипучим, и французский для мужчины явно был не родным. Но все-таки я разобрал:

— Jе voudrais voir Monsieur Monde . [69] Я к мсье Монду.

Что там нужно нажать? А, сигнал «1–1». Снизу послышался щелчок отпираемого замка, после чего хлопнула дверь. Я нажал «2–2», чтобы предупредить о визите «санкционированного посетителя». В коридоре послышались шаги. Потом раздался стук в дверь. Дверь открылась и тут же закрылась. И снова тишина.

Я не видел, как гость выходил, хотя и не отрывал глаз от монитора. Других посетителей не было. Снизу не доносилось ни звука. В шесть моя смена закончилась, я отправился домой.

Спустя несколько дней в комнате появился коврик — и я опять стал приносить с собой лэптоп, заставляя себя писать роман. Поскольку другой работы не было — кроме квоты из пятисот слов, — из графика я не выбивался. Посетители захаживали не часто. После того, первого, несколько дней подряд никто не приходил, потом вдруг появилось сразу четверо, почти что друг за другом, все открывалась и закрывалась, в коридоре звучали шаги, хлопала другая дверь, и на этом все заканчивалось.

Так прошел месяц. Февраль сменился мартом. Вечером стало светлее; дни были по-прежнему холодными. Будь со мной все в порядке, меня бы давно посетила мысль: ты работаешь без единого выходного целых пять недель. Но я не задумывался. Работа — сон — прогулка за конвертом — кино — работа, другого в моей жизни не было. Если бы я взял выходной, то выпал бы из привычной рутины… и, случись это, начал бы задумываться… А задумываться… Нет, это было чревато. Я предпочитал плыть по течению. День за днем, ночь за ночью — ничего не менялось. мужчины неопределенного возраста, и все спрашивали Монда. Я нажимал кнопку, дверь

Пока не произошло событие, нарушившее привычный ход моей жизни. После киномарафона я, как всегда, вымучивал свое пиво в маленьком баре на улице де Паради. На столике валялся забытый кем-то номер «Паризьен», и я от нечего делать стал просматривать его содержание. И вдруг, на странице номер пять, в правом нижнем углу под заголовком «Тело пропавшего мужнины найдено в Сент-Уане», увидел фотографию человека по имени Камаль Фатель. Хотя снимок был нечеткий, я сразу узнал того самого Камаля из интернет-кафе, который устроил меня на работу. Заметка была короткой: