Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа

— Художники тоже могут быть козлами.

— Но, наверное, они интересные козлы.

После трех ракий — с перерывом на заказы двух алкашей, сидевших в углу, — Янна рассказала мне историю своей жизни. Выросла она в этом «дерьмовом arrondissement », где все пропитано турецким духом, в школе ее вечно дразнили immigres, хотя она не была иммигранткой, в семнадцать она начала работать в отцовской epicerie , [123] Бакалейная лавка. три года назад родители заставили ее выйти замуж за Недима («Подарок к совершеннолетию от моих чертовых предков»).

— Могло быть и хуже, конечно. По крайней мере, это бар, а не laverie . [124] Прачечная.

Недим оказался редким хамом:

— Я должна раздвигать ноги два раза в неделю… Отвратительно, тем более что он постоянно рыгает перед, тем как кончить…

Мы продолжали пить ракию, Янна курила сигарету за сигаретой и кашляла. Когда последние посетители, шатаясь, вышли из бара, она обвела взглядом помещение — грязные стаканы, переполненные пепельницы, заляпанные столы — и содрогнулась.

— Вот, — сказала она, — итог всей моей жизни.

— Мне пора, — сказал я.

— Еще нет, — возразила Янна, подошла к входной двери и заперла ее. Торопливо опустив внутренние жалюзи, она улыбнулась мне пьяной улыбкой, взяла меня за руку потянула со стула. Потом направила мою руку в свои petiti cidotte . [125] Трусики. Когда мой указательный палец коснулся ее промежности, там сразу стало влажно. Турчанка, издав короткий стон, схватила мою голову и просунула язык к самом горлу. Мой палец глубже погружался в ее лоно. Прокуренный, смоченный ракией рот Янны по вкусу был… ну, так и был: прокуренным и пахнущим ракией. Пьяный дебил с твердым пенисом явно брал верх. Но прежде чем я успел осознать это, мы оказались в задней комнате с кушеткой и умывальником в ржавых пятнах (ничтожные детали, которые почему-то замечаешь в пьяном угаре). Янна расстегнула мне джинсы, я стянул с нее трусы… Полураздетые, мы рухнули на кушетку, и на меня пахнуло влажной вонью серой простыни, накрывавшей матрас. Кушетка заскрипели под тяжестью нашего общего веса; я заколебался, перед тем как войти в нее, но она прошептала:

— Безопасно.

Темперамента ей было не занимать: в порыве страсти она рвала на мне волосы, впивалась в мои ягодицы ногтями и кричала так, что, должно быть, разбудила два соседних arrondissements, пока кончила. Испытав оргазм, она больно прикусила мне язык и не отпускала до тех пор, я не изверг в нее весь запас семени.

— Теперь я должна прибраться, — сказала она, поднимаясь.

Я натянул джинсы и сплюнул кровь в раковину. Турчанка поспешно выпроводила меня на улицу, даже не попрощавшись. Опустились наружные ставни. Я прошел несколько шагов, потом прислонился к стене, пытаясь справиться с сердцебиением. Но мой мозг все еще был сбит с толку алкоголем. Изо рта текла кровь, язык ныл от дикой боли.

Приковыляв домой, я бросился к умывальнику и стал полоскать рот соленой водой, периодически сплевывая кровь. Потом разделся, принял сразу три таблетки ибупрофена и зопиклон. Химия сделала свое дело, но когда я очнулся в два пополудни, то обнаружил, что не могу говорить.

Это открытие мне помогли сделать громкие удары в дверь, разбудившие меня в то утро вместо привычного будильника. Когда я выбрался из постели, мой язык коснулся пергаментного нёба и тут же отскочил в агонии. Я подошел к зеркальцу, висевшему над кухонной раковиной, и открыл рот. Язык приобрел сине-черный оттенок и был раздут до неимоверности.

В дверь колотили с прежней силой. Я открыл. На пороге стоял Омар — в грязной футболке и трусах на шнурке со свежими пятнами мочи на причинном месте. Первое, что изрек его мерзкий рот, было:

— С тебя тысяча евро.

— Что? — произнес я, и звук получился таким, будто во рту была вата.

— Ты отдаешь мне сегодня же тысячу евро. Иначе ты покойник.

— Не понимаю, — сказал я, хотя предложение получилось смазанным. Что-то вроде: jenecomprendpas . [126] Я не понимаю.

— Что это ты еле говоришь?

— Простудился.

— Врешь. Она укусила тебя, да?

Я окончательно проснулся и испугался.

— Не понимаю, о чем ты…

— Видел тебя сегодня утром. Очень рано. Ты выходил из бара.

— Я не был в баре…

— Бар закрыли. Потом открыли. Она выглядывает, озирается по сторонам. Путь свободен. Ты выходишь. Ставни опускаются. Вот ты и попался.

— Это был не я.

— Вранье. Я иду по улице. Вижу, как она открывает дверь. Когда она нервно оглядывается, я ныряю в подворотню. Прячусь. Вижу тебя. Теперь я все скажу Недиму — он вернется на следующей неделе, — что ты трахал его жену. Как тебе это понравится, американец? Недим отрежет тебе яйца. Если только ты не заплатишь мне за молчание.

Я захлопнул дверь перед его носом. Он забарабанил с новой силой.

— Ты заплатишь мне тысячу евро к концу недели, иначе распрощаешься с яйцами. Не советую дурить меня!

Бывают в жизни моменты, когда ты чувствуешь, что летишь в пропасть. И все из-за того, что допустил столь свойственную мужскому полу ошибку: думал не головой, а членом…

Я заставил себя принять душ, одеться и выйти на улицу — надо было забрать конверт. Борода встретил меня сердитым взглядом — неужели и он наслышан о том, что произошло? Язык нестерпимо болел, в животе урчало. Подозревая, что после ночных возлияний с твердой пищей будут проблемы, я ограничился унылым шоколадно-молочным коктейлем в «Макдоналдсе» у Восточного вокзала. В три часа дождливого дня в зале были лишь пассажиры, торопившиеся перекусить перед отправкой поезда. Обычно в «Макдоналдсе» столовались иммигранты — выходцы из Африки и Ближнего Востока, — они видели в забегаловке источник дешевой пищи. Иногда я ощущал странную солидарность с ними. Некоторые из них жили в Париже с рождения и все-таки были для него чужими. Их презирали все, кто стоял хотя бы на одну ступеньку выше.

Конечно, я стремился к другой парижской жизни — где были бы красивая квартира, интеллектуальная (и в то же время шикарная) подруга, желательно из киноманов; где обедают в хороших ресторанах; выпивают в кафе «Флора» (и не бесятся из-за заоблачных цен, что там дерут); где можно вкусить хотя бы глоток литературной славы и сопутствующих ей благ, вроде приглашений в salons du livre [127] 12 Совершенно верно. и заказов на обзорные статьи для «Либераcьен» или «Лир». Но в реальности я был самым настоящим лузером — и к тому же еще трусоватым, поскольку никак не мог отделаться от мысли, насколько серьезны намерения Омара заложить меня мужу барменши.

Паникуя, я уже придумал с десяток сценариев, и все вертелись вокруг болезней, передающихся половым путем, а также тяжелых увечий, причиненных бандой разгневанных турецких джентльменов.