Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа

— Но то, что ты сделала с ним… разве не чудовищно?

— Конечно, чудовищно. После того как я заклеила ему рот, чтобы он не мог кричать, я сказала: «Через несколько секунд ты будешь мечтать о том, чтобы я пристрелила тебя, и молить о скорой смерти». Потом полезла в сумку, достала бритву и начала отрезать большой палец его правой руки. Это не так-то легко, отрезать палец. Нужно пробиться сквозь кость, сухожилия и…

— Хватит, — оборвал я ее.

— Я же сказала тебе: если ты не выслушаешь мой рассказ, ты не узнаешь правду…

— Правду? Ты рассчитываешь на то, что я поверю, будто в этом и есть правда?

— Где ты сейчас, Гарри? Может, во сне?

— Я уже ничего не понимаю…

— Во сне тебе могут порезать руку, но она не будет кровоточить. Это реальность . Просто иная версия реальности . Но ты опять меня перебиваешь. А пока я не закончу свой рассказ…

— Ты больна, ты это понимаешь?

— Больна, потому что отрезала Бодо все пальцы? Да, конечно, делать это было не очень приятно. Даже сквозь скотч я слышала его крики. Но я действовала методично. Сначала пальцы правой руки. Короткая передышка. Потом пальцы левой руки. После — глаза. Кстати, полиция ошиблась. Я не выколола их. Я просто прошлась по ним бритвой. Помнишь тот экзерсис сюрреализма у Бунюэля: «Андалузский пес» , где женщина режет себе глаз бритвой? Ну, было примерно так же. Да, ты можешь считать меня сумасшедшей извращенкой… но наверняка тебе была бы понятна безумная ярость того, кто невинно пострадал…

— Не пытайся оправдать это. Не надо .

— Я ничего не пытаюсь оправдывать, Гарри. Я просто пересказываю тебе ход событий.

— Неужели сведение счетов помогло тебе? Неужели после того, что ты сделала с Бодо, тебе стало легче воспринимать смерть отца?

— В то время я могла думать только об одном: делай то, что должна сделать… будь последовательна… А потом убирайся из этой ужасной страны. После того как я лишила Бодо глаз, я сделала маленький надрез на его шее — чтобы он медленно истекал кровью… хотя в считанные мгновения из его заклеенного рта уже доносилось хлюпанье: признак того, что он начинает захлебываться собственной кровью. В моей сумке был чистый комплект одежды — в общем, тот же фокус, что и с Дюпрэ. Я разделась и приняла душ. Только на этот раз убрала все улики. Мне хотелось, чтобы во Франции все знали, что я сделала. Мне хотелось, чтобы и в Венгрии об этом узнали… но только после того, как я покину страну. Поэтому я тщательно отскребла все поверхности, к которым прикасалась, завернула свою окровавленную одежду и стала ждать, пока Бодо перестанет дышать. Потом я вышла из квартиры и на metro вернулась обратно в Буду. Зашла в тот же магазин, где покупала скотч, и приобрела еще четыре мотка. Пешком дошла до квартиры Ловаса и позвонила в дверь. Он крикнул: «Уходите. Я никого не хочу видеть». Я сказала: «Я из партийного комитета по делам ветеранов. Принесла вам специальный подарок. Вы должны позволить мне вручить его вам». Как только я уговорами пробилась к нему, я не мешкая объявила, кто я на самом деле, и достала ружье. Он начал кричать. Я приказала ему заткнуться, но он продолжал вопить. Пришлось ударить его по голове прикладом. Он мгновенно вырубился. Я связала его скотчем, заклеив рот. Но едва я приступила к экзекуции, в дверь квартиры забарабанили. Это была соседка, которая, очевидно, слышала крики, поскольку она все спрашивала: «Мистер Ловас, с вами все в порядке? С вами есть кто-то?» Прояви я благоразумие, я бы просто перерезала ему глотку и выпрыгнула из окна — благо, его квартира была на первом этаже. Но я не послушалась голоса разума. Я была одержима идеей мести. Настолько одержима, что убедила себя в том, что должна отрезать ему пальцы и лишить зрения, как Бодо. От боли Ловас очнулся как раз в тот момент, когда я отрезала ему правый мизинец, и тут выяснилось, что я допустила оплошность когда заклеивала ему рот: оставила маленькую щелку. В общем, он снова принялся орать. Соседка услышала и крикнула, что вызывает полицию. Но я все равно не сбежала. Я упорно продолжала свою мрачную работу…

— Ты хотела, чтобы тебя схватили…

— Не знаю, чего я хотела. Когда ты находишься в невменяемом состоянии, то не можешь мыслить логически. Ты просто говоришь себе: режь следующий палец…

— Господи…

Она улыбнулась и закурила.

— Дальше хуже. Приехала полиция. Они стали колотить в дверь, требуя, чтобы им открыли. Я работала с бешеной скоростью, добиваясь того, чтобы все пальцы был отрезаны. Копы принялись ломать дверь. Как только она подалась, я схватила Ловаса за волосы. Когда дверь распахнулась и ввалились копы, я перерезала ему яремную вену. И, пока они в ужасе смотрели на это, провела бритвой по своему горлу. Все было именно так.

— А потом?

— Потом… мне удалось избежать ареста, суда, приговора и, возможно, смертной казни от рук режима, который я ненавидела.

— Благодаря своей смерти?

— Да. Я умерла.

Молчание. Она затянулась сигаретой.

— И что было потом? — спросил я.

— Смерть есть смерть.

— Что это значит?

— Меня больше не существовало в списках живущих.

— Но что произошло после твоей смерти?

Снова улыбка. И облако табачного дыма.

— Этого я сказать не могу.

— Почему?

— Потому что… не могу.

— Копы показали мне свидетельство о твоей смерти. И ты сама только что подтвердила, что перерезала себе горло и умерла. Тогда почему же… почему … ты здесь?

— Потому что я здесь.

— Но это противоречит здравому смыслу! Как я могу поверить тебе, зная, что то, в чем ты пытаешься убедить меня, невозможно?

— А с каких это пор в смерти есть здравый смысл, Гарри?

— Но ты там была. Ты знаешь .

Снова улыбка

— Верно — поэтому я промолчу.

— Ты должна рассказать мне…

— Нет, не должна. И… не буду. Разве что объясню, какую работу проделала от твоего имени.

— Работу от моего имени? Теперь я точно знаю, что ты сумасшедшая…

— Думаю, что ты хочешь об этом услышать, милый, посуди сам: каждый, кто в последнее время причинил тебе зло, был наказан.

— Это ты сбила Брассёра возле отеля?

— Да, я.

— Как ты это сделала?

— А как можно сбить человека? Села в машину, которую позаимствовала на улице. «Мерседес» С-класса Не самый лучший вариант, но все-таки удар у него мощный. Я дождалась, пока Брассёр выйдет из отеля «Селект». Как только он ступил на проезжую часть, я нажала на педаль газа и наехала на него.

— Он сообщил полицейским, что не видел водителя, но ему показалось, что за рулем была женщина.

Снова улыбка.

— И это ты убила Омара, когда он сидел в туалете?

— Ты был прав в отношении этого ублюдка. Его дерьмо ужасно вонючее… И открою тебе отвратительны секрет: подтираясь, он экономил на бумаге, поэтому у него все руки были в говне. Мерзкий тип. Я видела, как он издевался над тобой, оставляя коммунальный туалет в столь непотребном виде…