Евгений Богат - Четвертый лист пергамента: Повести. Очерки. Рассказы. Размышления

И ради чего топтали-то?! А если бы и украла? (Чего не было, не было!) Может ли это хотя бы самую малость оправдать Андреева в нарушении всех существующих и мыслимых юридических и нравственных норм?!

Я все ждал — Суд был долгий, как бег марафонский, — раскаяния. Его не было. Не было даже сожаления, что ушло из жизни юное существо. Досада была: ушла, а ты отвечай. Не было и жалости к ее родителям, они сидели тут же в зале…

Сегодня Юрий Андреевич Березуев себя казнит, четвертует за то, что не научил дочь видеть силу и бессилие зла, не падать духом, когда оно торжествует.

Но в чем, в чем виноват он?! В том, что у дочери было хорошее детство, что любили ее и баловали родители, учителя, подруги, что получала она Почетные дипломы и похвальные листы: за успехи в астрономии, в физике, заботу о людях, безупречное поведение? И почему открывать надо ребенку не лучшие, а худшие стороны жизни? Можно ли научить бороться со злом искусственно, когда его, по чудесному стечению обстоятельств, нет рядом. Не стоит Юрию Андреевичу себя четвертовать.

Государственные обвинители говорили, что у Андреева «каменное сердце», «каменная душа». Конечно, каменные, но ведь тут даже камень может растопиться, как воск. В одном ли камне дело? Как утверждал один старый писатель, надо одеть камень в сюртук, чтобы он себя показал во всей красе. Страшен не голый камень, а именно «камень в сюртуке», то есть облеченный полномочиями. Этот камень не растопишь ничем, даже геенной огненной.

Дело в том, понимал я все полнее на Суде, что Андреев чувствовал себя почти всю жизнь и даже сейчас чувствует Хозяином жизни. Когда по окончании одного из судебных заседаний, на его пути, не на пути жизни, а лишь на пути к выходу из зала, оказался телеоператор, запечатлевавший, с разрешения судей, для современников и потомков это дело, Андреев его ударил, ударил по объективу и чуть ли не по лицу, решив, что может себе позволить это, даже будучи подсудимым. Зал негодующе ахнул — Андреев и головы не повернул.

Возмущение публики и даже возмущение общественности на «камень в сюртуке» не действует. Лет за пять до гибели Марины Березуевой, когда Андреев, молодой, чуть за тридцать, подающий большие надежды руководитель в торговле, был директором магазина № 60, зашла туда за покупками инвалид Великой Отечественной войны К. Д. Покровская, подверженная после тяжелой контузии обморокам. Она и упала в магазине, нарушив некий порядок. Естественно, ее окружили, пытаясь помочь. Что-то при падении было разбито. Появился Андреев и потребовал: «За все разбитое надо заплатить». А через несколько минут отказался помогать санитарам нести ее в машину. «Мне некогда, — отрубил, — я должен наблюдать за погрузкой».

О его бездушии было рассказано в статье, опубликованной в районной газете «Заря коммунизма». И что же? Через несколько месяцев Андреев был назначен в том же районе директором торга.

Шире дорогу.

Дело Андреева юридически совершенно уникально: должностное лицо судили по обвинению в доведении до самоубийства (статья 107 УК РСФСР) при «разовых» отношениях данного лица с потерпевшей, и надо было доказать, что она действительно находилась от него в зависимости. Суд это доказал, определив ему наказание — четыре года в колонии усиленного режима. (Шманевой — три года.)

Но при совершенной юридической уникальности дело это заставляет задуматься о нравственной его неуникальности. Оно открывает важную черту современной социальной жизни: новый уровень и новый характер зависимости человека от человека. Наряду с устойчиво традиционными зависимостями, ну, например, падчерицы от злой мачехи, появились и усложняются новые нетрадиционные зависимости человека в той или иной социальной роли от того или иного должностного лица.

Марина Березуева находилась в кабинете Андреева не более получаса (а в его «маленьком государстве» час с небольшим). Никогда она раньше не видела людей, с которыми неожиданно вошла в конфликтные отношения и при желании могла не иметь с ними дела в будущем, и все же в их силах было нанести сокрушительный удар по ее основным жизненным ценностям, потому что она (отчасти, разумеется, из-за социальной неопытности и неведения) зависела от них.

Андреев, угрожая, что добьется ее исключения из университета, по существу, вынес ей исключительную меру наказания за будто бы совершенное хищение размером два рубля тридцать три копейки.

Но дело не в одном университете, который действительно дорог был ей бесконечно, честь ее и достоинство были подвергнуты должностными лицами непосильному испытанию в обыденных, по сути даже мимолетных, отношениях. Она в этот магазина попала, как попадают под трамвай. Будничный, рядовой конфликт обернулся катастрофой, и мы увидели на Суде с анатомической ясностью и наглядностью всю меру социальных зависимостей сегодня, зависимостей человека от человека. Пока мы не осознаем эту меру и не извлечем действенных уроков из нашего осознания, рассуждения о человеческом достоинстве останутся беллетристикой.

Кстати, понимая новую структуру социальных зависимостей, государство, абстрагируясь от добродетелей или пороков того или иного должностного лица, с максимальной четкостью регламентирует его поведение. Суд доказал, что если бы Андреев соблюдал все существующие и обязательные для него инструкции, данная ситуация не завершилась бы трагично, да и самой ситуации не было бы.

Конечно, хочется возмечтать о золотой поре, когда нравственный закон в душах людей заменит все инструкции, но будет ли он когда-нибудь торжествовать во всех без исключения? Пока этого нет, люди, заключающие в себе самих высший нравственный закон, несут потери, иногда невосполнимые, от тех, кто и закона в душе не имеет, и инструкций не исполняет.

Верховный суд РСФСР рассматривал это необычное дело в кассационном порядке по жалобе Андреева и его адвоката, рассматривал скрупулезно, даже дотошно, в течение двух дней, что было несколько похоже на работу суда не второй, а первой инстанции, оценивающего доказательства непосредственно, похожесть усиливалась тем, что в рассмотрении участвовал и сам Андреев.

Участвовал в нем и Юрий Андреевич Березуев, инженер из города Кургана, с большим достоинством защищавший от имени семьи истину. Честь его дочери Андреев топтал опять, вызывая, как мне показалось, чувство неловкости у судей.

Я надеялся накануне разбирательства увидеть хотя бы оттенок раскаяния, но тщетно. Андреев был исполнен лишь жалости к себе, пострадавшему из-за досадной нелепости. Он легко топтал честь чужую, но к собственной относился неадекватно, даже торжественно. Когда Березуев, отвечая адвокату Андреева, говорившему о нем, как об одном из лучших наших современников, может быть даже гордости общества, заикнулся о тех шести кожаных пальто на меховой подкладке (стоимостью не в 2 рубля 33 копейки, а четыре тысячи), Андреев — он сидел в зале перед Березуевым — резко повернул голову и повелительно его остановил развернутым междометием: «Что это вы!»