Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек

Мелочь, которая перепадала от Аббаса, обычно уходила на всякие нехитрые удовольствия, но теперь Сейиду начинали привлекать не только лакомства и уличные развлечения. Ей хотелось обзавестись зеркалом, чтобы иметь возможность заниматься туалетом, когда остаешься одна на кухне. Да и гребешок теперь был просто необходим — не вечно же ходить растрепанной. И самым заветным ее желанием было приобрести платок и нормальное платье вместо этой драной галабеи, не просыхающей от стирки и уборки.

Даже страшно подумать, сколько ей всего нужно! Будь у нее хоть десятая доля того, что есть у любой женщины, она бы выглядела совершенно иначе. Даже сейчас, в этих нищенских тряпках, она приковывает пристальные взгляды мужчин. А если еще и прилично одеться?!

Но за обновки надо платить, Сейида, а денег у тебя нет, если не считать тех жалких пиастров, которые ты получаешь от Аббаса и старательно прячешь в клетке для птиц. Да и к тому же он всегда норовит обмануть — обещает, клянется, придумывает фантастические причины, лишь бы не расставаться с деньгами. А как оборвешь приставания хозяйского сына? Одно слово — и ты окажешься на улице. Приходится мириться с его назойливостью, хотя Сейида так и не понимает, что хорошего находят взрослые в подобных отношениях. Но Аббасу дела нет до ее чувств, он законченный эгоист, так уж его воспитали, он и с родителями не церемонится, прямо требует все, что ему нужно. Попробуй второй день подать на обед то же самое блюдо, сразу поднимет крик:

— Это что же, каждый день чечевица?

Хозяйка никому не позволяла повышать голос, даже сам Бараи ее побаивался. Но Аббасу все разрешалось. До него у Умм Аббас было трое детей, но все они умерли. Вот она и дрожала над последним, как бы Аллах не прибрал и этого.

— Что же ты хочешь? — только и спрашивала она в подобных случаях.

— Пожалуй, яичко всмятку…

— Эй, Сейида! Свари-ка три штуки!

Насытившись, Аббас отправлялся гулять, ходил в кино, иногда заворачивал в квартал Вишш эль-Бирка, о котором он когда-то говорил Сейиде. Если же его просили чем-нибудь помочь, он искренне возмущался:

— Что мне, делать больше нечего?

— Можно подумать, ты опаздываешь в министерство или в институт! — Мать воздевала руки и молитвенно произносила: — Когда тебя Аллах вразумит, когда ты за ум возьмешься, горе мое!

— Опять завела свою старую песню. Надоело.

— И когда ты, наконец, закончишь школу и станешь эфенди?

— Нечего переливать из пустого в порожнее, гони-ка лучше пять пиастров!

С каждым днем требования Аббаса становились все непомернее. Матери было уже трудно оплачивать его расходы из тех денег, что Бараи давал на хозяйство. Она отказала ему раз, другой, и тогда парень начал таскать вещи из дому. Однажды мать поймала его с примусом, который он уже нес на продажу.

— Постой-ка, Аббас! Что это у тебя спрятано под галабеей?

— Ничего.

— Немедленно покажи!

— Я же говорю, у меня ничего нет! — И Аббас метнулся было в сторону, но мать успела ухватить его за галабею и отняла примус.

— До чего ты дошел, Аббас! О горе мне!

— Ну что разнылась?

— А по-твоему, ничего не случилось? Да если узнает отец, он из тебя отбивную сделает!

— Тогда ори на весь квартал.

— Нет, буду молча смотреть, как ты растащишь весь дом! — воскликнула мать, но уже тише.

— А что мне остается? Я попросил у тебя по-человечески, но ты не дала ни миллима!

Пришлось хозяйке выкупать собственный примус. Аббас всегда добивался от нее чего хотел. Так и с Сейидой. И ждать от него исполнения обещаний, на которые он не скупился, было пустым делом. Похоже, Аббас считал, что Сейида раз и навсегда стала его собственностью, значит, нечего на нее и тратиться. Поэтому хочешь не хочешь, а придется искать другие источники, Пожалуй, надо попытаться повторить ту уловку, которая удалась в бакалейной.

Конечно, Сейиде боязно, и каждое утро она откладывает рискованное предприятие на следующий день. Она медлит, словно на пороге темной комнаты, когда страх нарастает и становится до того нестерпимым, что человек готов броситься в пугающую темноту очертя голову. И она бросилась…

Через несколько дней хозяйка выдала Сейиде целых десять пиастров — в два раза больше, чем обычно. И опять надо было идти в бакалейную. Вот он, решительный миг — в случае удачи ей достанется целое состояние!

Но, разумеется, к Абдель Муаты нечего и соваться. Сейида взяла кошелку и пошла по улице, ведущей к бойне, где то и дело встречались бакалейные лавки. Надо высмотреть, где побольше народа. Довольно скоро Сейида увидела на другой стороне толпу, сгрудившуюся у витрины. Судя по банкам для крупы, сахара и приправ, выставленных в ней, это была бакалея.

Похоже, здесь можно надеяться на успех…

Сейида ловко протиснулась к прилавку, за которым метался очумевший хозяин: развешивал, отмеривал, насыпал, получал деньги. Крики покупателей подхлестывали его, как усталую лошадь. Было заметно, что он уже с трудом соображает.

— Эй, Абду Саббур! Сколько можно ждать?

— Заверни фунтик сушеной зелени!

— На полфранка [15] Два с половиной пиастра. сыру!

— Поживее, Саббур!

— Клянусь Аллахом, ты заставишь молить, чтобы он разрушил твой дом!

В этом шуме и гаме, где каждый настойчиво требовал свое, Абду Саббур ничего не мог понять толком: кому, что и сколько и за какую плату. Он автоматически отпускал товар и получал деньги. Ну что ж, теперь ей известно его имя.

— Да станет твой дом дворцом по милости Аллаха, дядя Саббур.

Привлеченный неожиданным пожеланием, бакалейщик повернулся, и его взгляд с недоумением остановился на улыбающемся лице Сейиды. В следующее мгновение Саббур расплылся в ответной улыбке, скользнул глазами по высокой груди молоденькой покупательницы и больше уже никого не замечал.

— Что прикажешь, красавица?

— Я уже сказала.

— Прости, не расслышал — тут такой шум…

— Ну что ж, придется повторить: на два пиастра яиц, пакет очищенных бобов… — начала перечислять Сейида.

Бакалейщик внимательно выслушал.

— Минутка, и все будет готово!

— Дядюшка, ровно час, как я здесь стою.

И хозяин кинулся наполнять пакеты и передавать их нетерпеливой покупательнице. А та набивала кошелку да приговаривала:

— Побыстрее, дядя Саббур, и так целый день потеряла!

— Экая торопыга, не подгоняй меня ради Аллаха!

Наконец Саббур передал последний пакет и вскинул глаза в ожидании денег. Но покупательница и не думала платить.

— А где же сдача? — неожиданно сказала она. — Или ты установил новые цены?

— Сдача? — чуть не задохнулся хозяин.

— С десяти пиастров.

— Разве ты их давала?

— А то как же? — Сейида для вящей убедительности стукнула себя в грудь.