Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек

Глупышка Сейида! Требуешь клятвы, хотя прекрасно знаешь ей цену — вспомни, как ты божилась в лавке Абду Саббура!

Успех проделки подтолкнул Сейиду продолжать опасную игру, которая казалась ей, поверившей в постоянство удачи, лишь захватывающей забавой. Каждый новый обман был для нее чем-то вроде шахматной партии, когда игрок тщательно взвешивает промежуточные ходы, поджидая удобного случая для атаки зазевавшегося короля.

Прежде всего, Сейида отыскивала подходящую лавку, хозяин которой не мог ее раньше видеть. Разумеется, в счет шли только те лавки, которые собирали толпу покупателей. Затем наступала самая опасная часть дела. Сейида, пробираясь сквозь толчею, кричала хозяину:

— Ты что, забыл обо мне? Еще не бывало случая, чтобы простоять у тебя меньше часа!

— Одну минутку, — отзывался оторопевший торговец.

— Их уже шестьдесят! — Сейида разыгрывала возмущение. — Или возвращай деньги, или отпускай товар!

— Сейчас отпущу! — отвечал хозяин, лихорадочно припоминая, что заказывала разгневанная покупательница. Естественно, в голову ничего не шло — приходилось с поклоном переспрашивать: — Так что тебе требуется, госпожа?

— Уже десять раз говорила!

— Прости, совсем запамятовал… Повтори, ради Аллаха!

— Последний раз к тебе прихожу!

— Не сердись, с кем не бывает!

Сейида начинала излагать длинный перечень нужных товаров. Когда же лавочник, торопливо отмерив и отвесив все необходимое, спрашивал деньги, девушка била себя в грудь и гневно выкрикивала:

— Не я ли тебе сразу отдала десять пиастров?

— Это когда же?

— Час назад! Если не веришь, открой ящик — я тебе покажу свою монету. Ну и намучаешься в твоей лавке, — заключала она, возмущенно мотая головой.

Такого натиска не выдерживал ни один лавочник.

— Поостынь, я вспомнил — твоя правда, — обычно говорил он извиняющимся тоном.

— Была одна правда, да и ту собака утащила!

— Прости, мало ли что может случиться. Все люди, все человеки…

Сейида недовольно выслушивала извинения, забирала корзину с покупками и, продолжая ворчать, протискивалась к выходу. А сердце ее так и прыгало от радости — опять удалось, десять пиастров в кармане!

Аббас всячески поощрял девушку на эти проделки. Еще бы. Он сумел убедить Сейиду, что самое безопасное — отдавать выручку ему: возврат гарантирован, как в государственном банке! Сейида наверняка не удержится и все сразу растратит. А так у нее мало-помалу соберется порядочная сумма! Приходилось верить — все-таки какая-то надежда. А попробуй не согласиться, Аббас донесет матери. Что угодно, только не это.

Пиастры Сейиды здорово поддержали Аббаса. Конечно, родители кое-что подбрасывали, но этого явно не хватало при его легкомыслии и любви к развлечениям. Ну и ловкий он все-таки парень, то ей платил, а теперь девчонка сама на него работает! Жаль только, чересчур осторожничает, могла бы почаще приносить деньги. И мать почти ничего не дает. А тут как назло позарез понадобились. Аббас пошел к Сейиде.

— Как у тебя с монетой?

Она только пожала плечами — нашел, у кого спросить! Но парень не отставал:

— Сегодня ничего не надо покупать?

— Позавчера всего накупила… Помнишь, заработала пять пиастров? И вдобавок торговец чуть не накрыл…

— Неужели ничего не надо?

— Так, пустяки, меньше чем на пиастр. Тебе хватит?

— Издеваешься?

— Ну, спасибо, не придется мараться.

— У меня великолепная идея!

— Да что ты говоришь! — насмешливо воскликнула Сейида.

— Сходи на рынок.

— Рынок большой.

— В бакалейную.

— Что же мне там делать? Счета проверять?

— Не болтай ерунду! Наберешь всякой всячины…

— И куда с ней деваться?

— Вернешь обратно и возьмешь деньги.

Девушка сразу не поняла, что предлагает этот комбинатор.

— Значит, так, — медленно повторила она, — набрать всякой всячины, вернуть хозяину и потребовать деньги?

— Точно.

— Но мне придется идти в лавку с пустыми руками.

— Как будто ты когда-нибудь расплачиваешься!

— Не расплачиваюсь, но все-таки…

— Не бойся — какая разница?

— Ну а что скажет твоя мать, когда увидит меня с покупками?

— Кто тебе сказал, что надо возвращаться домой?

— Тогда как прикажешь поступить? Открыть собственную бакалею?

— Перестань дурить! Поболтаешься немного по улицам, вернешься и потребуешь денег.

— За что?

— За возвращенные товары. Они не понравились твоей хозяйке.

— Так-таки ничего и не понравилось?

— Ну… не совсем так… Скажем, яйца показались несвежими.

— А еще что?

— Не усложняй, Сейида! Возьми что-нибудь подходящее — часть съедим, а остальное вернем.

— Я уже сыта по горло! — зло сказала Сейида.

— Неужели ничего не захочется? Сыру, халвы…

— Захочется, так я достану. Тебя не спрошу!

— Давно ли такая самостоятельная стала?

— С рождения! Где деньги, которые ты у меня брал?

— Лежат у меня в целости и сохранности.

— Ну вот — полежали и хватит!

— Хочешь, чтобы у тебя их стащили или мать нашла?

— Где деньги?

— Отдам.

— Когда!

— Когда заведутся.

— У тебя никогда не заведутся! Ты всю жизнь будешь ходить с пустым карманом!

— Дурочка! — неожиданно рассмеялся Аббас. — Когда-нибудь и дом, и типография — все будет моим!

Вот на что он рассчитывает… Ну что ж, предположим, Аббас станет хозяином. Что это сулит ей, Сейиде? Назовет ли он ее хозяйкой? А почему бы и нет? Ведь живут же они как муж с женой. Только обычно мужья все заработанное отдают своим женам, а у них наоборот…

— Так как же, Сейида? — прервал ее раздумья Аббас.

— Ты о чем?

— Насчет бакалеи.

— Сначала ответь на один вопрос.

— Какой еще вопрос?

— Кем я для тебя буду, когда станешь хозяином?

— Королевой! — захохотал Аббас. — Ешь — что хочешь, одевайся — как твоей душеньке угодно.

Сейида недоверчиво посмотрела на парня: конечно, не похоже, что он собирается исполнить свои обещания, но, с другой стороны, кто знает, как все обернется… Аббас к ней не так уж плохо относится, во всяком случае, получше своей матери — от той вообще доброго слова не услышишь. А он, хоть и редко, бывает с ней ласковым и по-своему даже нежным. Конечно, он эгоист и никогда не пожертвует малейшей из своих прихотей, но, если дело не касается его интересов, Аббас может быть даже щедрым. Иногда тайком от матери он баловал Сейиду такими блюдами, оставшимися после обеда или ужина, о которых девушка не смела и мечтать.

Сейида вновь взглянула на длинноносого, тощего, чернявого Аббаса, с каждым днем становившегося все более и более долговязым — на эту помесь лицемерки и праведника, Умм Аббас и хаджи Бараи, — и неожиданно спросила:

— Почему ты ничем не занимаешься, Аббас?