Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Напиток богов

— Какая ставка? — лениво спросил Дмитрий Олегович, расставляя фигуры.

— Если выиграю я — я выиграю. Если выиграешь ты — можно придумать способ романтически поразвлечься.

— Не готов, — шемобор потянулся к доске, чтоб смешать фигуры, но в последний момент его руки замерли и опустились на стол.

— Если не готов — ты всегда можешь поддаться в самый последний момент.

— А ты поддаёшься?

— Довольно часто. Но моим противникам это не помогает. Я и сейчас могу поддаться, если хочешь. Ты интересный.

— Нет уж, если играть — то играть честно.

— Честно? Тогда у тебя не будет никаких шансов. Мужчины слабее женщин. Надо быть с вами снисходительной.

— Какая прелесть.

— Это не прелесть, это реальность! Но мужчины сами виноваты. Не нынешние, а прошлые. Они слишком долго убеждали женщин в том, что они — второй сорт. А женщина так устроена, что ей приятно верить мужчине. И вот она старалась, старалась изо всех сил быть лучше, ещё лучше, и ещё. Чтобы стать мужчине ровней. Ведь он — как ей казалось — очень страдал от того, что вынужден терпеть рядом с собою второй сорт. И вот наступил такой момент, когда все женщины, сколько их ни есть, даже самые старые старухи, даже самые свеженькие младенчики, стали настолько лучше мужчин, что те уже не могут этого не признать. И женщина, веками копившая силу, внезапно поверила в себя. А сила, помноженная на веру — это такая страшная сила! Так что мужчины сразу оказались в отстающих. Но им это пошло на пользу — они ведь тоже начали развиваться.

— Тогда тем более не поддавайся. Пускай я буду развиваться.

— Мне кажется, ты и так развиваешься. Потому что тебе это нравится, а не потому, что женщины всего мира стоят на трибунах и кричат: «Вперёд! Становись лучше!» Кстати, тебя как зовут?

— Дмитрий.

— Волшебно. А меня — Алиса. Но ты же узнал, правда? Только вида не подаёшь, потому что воспитанный.

— К слову о воспитании. А почему мы сразу перешли на «ты»? Так теперь модно?

— Мне показалось, что мы с одной планеты. И не нужно разводить церемонии. Ну, начали?

Разыграли очерёдность ходов. Алисе достались белые, она ходила первой.

Игроки молча передвигали фигуры. Время шло неумолимо, но Дмитрию Олеговичу уже не казалось, что он растрачивает его зря. Эта Алиса была совсем не похожа на девочку, за которой погнался молодой неопытный шемобор. И уж тем более она не была похожа на образ, растиражированный модными журналами. Она была — как будто сама по себе, вне чужих представлений о собственной персоне. Даже дурацкий школьный ранец был рядом с ней уместен.

Он сразу понял, что поддаваться не надо, и почти уже готов был к проигрышу, как вдруг Алиса допустила две незначительных ошибки. Кажется, она не воспринимала противника всерьёз. Шемобор занёс руку над фигурой — вот сейчас он делает ход сюда, она отступает, и — мат. Но в последний момент он передвинул другую фигуру. И на следующем ходу сам получил мат.

— Ты поддался. Ты думаешь, я обижусь, если проиграю? Многие так думают. Ну и сами дураки, надо внимательно слушать правила. Тогда я поеду дальше.

— Мы ведь сыграем ещё?

— При случае. Играть можно сколько угодно раз, ставки те же. Впервые играю с мужчиной, которого интересует не выигрыш, а сама игра.

— Впервые играю с девушкой, которая умеет выигрывать. Выиграть красиво — большое искусство. Я видел не так много людей, овладевших им в совершенстве. И ни одной девушки. Ты — лучшая в мире девушка. И тебе в противники нужен лучший в мире мужчина.

— Лучшей в мире девушке нужен мужчина, который идеально подходит для лучшей в мире девушки, только и всего. Подумай об этом.

Алиса легко поднялась со стула, подхватила ранец. Вновь окинула публику оценивающим взглядом. Обернулась, помахала проигравшему кончиками пальцев. И выпорхнула на улицу, в плавильный котёл июньского дня.

Константин Петрович вошел в кабинет шефа, бесшумно притворил дверь.

Даниил Юрьевич разговаривал по телефону.

— Пишите, — сказал он в трубку.

Повисла пауза, видимо, на том конце ему развёрнуто отвечали.

— Несите, — ответил через некоторое время шеф.

Снова пауза. Собеседник был многословен, Даниил Юрьевич — лаконичен.

— Звоните, — произнёс он, повесил трубку и повернулся к заместителю. — Начинающие авторы такие ушлые стали — просят соединить со мной, и не менее. Молодой человек, очень бойкий. Предлагал нам серию романов с продолжением, которые будут иметь невероятный успех.

Константин Петрович присел на стул рядом со столом шефа и, поправив очки, заметил:

— Это мы уже много раз слышали. Можно ли взглянуть на образцы его работ?

— Изволь, — Даниил Юрьевич повернул монитор к своему заместителю. Константин Петрович прищурился и прочитал вслух:

— «На влажной апрельской земле в позе сфинкса лежала бродячая собака». Ну… Хорошо, а что дальше?

— А дальше — только за предоплату. Молодой человек написал эту строчку и думает, что сможет написать и другие. Но ему важно знать — имеет ли смысл его работа? Он хочет гарантий. Он хочет заключить договор. И аванс вперёд, потому что ему будет не на что жить, коли он уволится и станет писать для нас про бродячую собаку на апрельской земле. Пригрозил, что отнесёт свои работы нашим прямым конкурентам, если я огорчу его отказом.

— Я его понимаю. Без гарантий я бы тоже не стал работать.

— Это слова коммерческого директора. Но мне только что звонил писатель. Писатель, возможно, неплохой, который хочет просчитать все риски прежде, чем браться за перо.

— Нормальное желание.

— Для коммерческого директора, повторюсь. Или — для руководителя издательского филиала. Для нас с тобой — совершенно нормальное. Но писатель — другое дело. Иная игра, иные правила. Всегда — риск, всегда — неоправданный. Проблемы не с той, так с другой стороны. Но люди, люди! Если в прежние, не столь отдалённые от сегодняшнего дня, времена писатель прикидывал, так ли уж велик ли его роман, чтобы идти из-за него на Голгофу — и тут никто его не осудит, то сейчас опасаются поступиться даже самым малым. Боятся остаться без отдыха в Турции и последней модели айфона. И остаются в итоге с нереализованным замыслом. Перед смертью будут листать на айфоне фотографии из Турции и высчитывать: а не продешевили? Может, хотя бы один замысел стоило реализовать? Кстати, о замыслах. Мы принимаем предложение, которое нам вчера по факсу прислали? Ты ведь по этому вопросу зашел?

— Да. Надо принимать. Я просчитал все варианты — даже при худшем раскладе мы остаёмся в выигрыше. Но меня смущает их генеральный.

— Вот он как раз не должен тебя смущать. Его нет.

— Как нет? Он умер?

— Это я умер. А его просто нет. Фирма зарегистрирована на несуществующего человека. Я у Кастора спросил, он перепроверил. Такого нет, и никогда не было.