Кристиан Крахт - Карта мира (сборник)

Восточноазиатский экспресс снова тронулся с места, в направлении малайской границы. Солнце скрылось за бесконечными рядами каучуковых деревьев, и внезапно стало темно. Мы с мамой опять переоделись, еще тщательнее следя за соблюдением всех формальностей, чем когда готовились к обеду, и расположились в вагоне с баром. Там, заказывая себе по две рюмки бренди «Александр», мы заметили, что австралийцы не только выглядят супер, но также экстремально открыты и полны юмора.

— Я годами варила эти болонские спагетти, годами, — очень громко рассказывала одна австралийка окружающим. Все они пили австралийское «Шардоне» и, когда бутылки пустели, совали их горлышком вниз в ведерко со льдом.

— Скажешь тоже! — закричали друзья, уже тысячу раз слышавшие эту историю.

— Да-да, — подтвердила она. — Пока однажды мой муж не заявил мне: «Эти сраные болонские спагетти у меня уже из ушей лезут. Я ими набит уже вот досюда». — Тут эта по-настоящему красивая женщина ребром ладони провела у себя по горлу. — И знаете, что было дальше? Через неделю он со мной развелся.

— Да ты что?! — закричали и зафыркали австралийцы.

Кельнер наклонился к австралийке и спросил:

— Еще бутылку «Шардоне», мадам?

Моя мама ушла к себе в купе. Для нее здесь было слишком шумно.

Поезд остановился посреди джунглей, и прозвучало объявление. Дескать, другой поезд сошел с рельс на нашем участке пути, и теперь нам придется около двух часов подождать. Австралийцы болтали и продолжали пить, а я сам с собой играл партию в Scrabble [151], которую, однако, вынужден был прекратить, поскольку не мог правильно разобрать по буквам слово ‘Borscht’ [152]. Я заказал себе мятный ликер-крем, ровно три раза подряд прочитал одну страницу Агаты Кристи, потом глядел из окна в ночь, и поезд снова поехал. Что же произошло?

Ханнелора и ее супруг из Квикборна были осведомлены лучше, чем я: при крушении поезда погибли пять человек, прошептали оба. Ужасно. Они узнали это от начальника поезда, подмигнула мне Ханнелора, и затем оба тоже отправились в свое купе.

Мистер Кристофер Бьютт, начальник поезда, проходил мимо, и я спросил его, не знает ли он случаем, как пишется по буквам слово ‘Borscht’. Он сказал, что оно пишется ‘B-O-R-S-C-H-T-S-C-H’, все дело в русской букве «Щ», которая в немецком и английском языках совершенно отсутствует. Потом мы беседовали о достоинствах кхмерского искусства (XI век) по сравнению с сукотайским искусством (XIII век [153]) и о несколько неподходящей отделке сидений здесь, в Восточноазиатском экспрессе.

К сожалению, мсье Галле из Франции обладает монополией на внутренний дизайн, и мсье Галле захотел тогда оформить поезд в точности, как в фильме «Шанхайский экспресс» с Марлен Дитрих [154]. Чуть меньше викторианского стиля и чуть больше элементов Баухауса [155]— это в любом случае пошло бы на пользу поезду, высказал свое мнение мистер Бьютт, проведя ладонью по темно-красной обивке с узором «Пейсли» [156]. В другой руке он держал бокал свежевыжатого апельсинового сока. Мистер Бьютт определенно был приятным начальником поезда.

Снаружи теперь промелькнуло несколько освещенных дощатых хижин, можно было увидеть, как семья готовит себе ужин. Какой-то мужчина с ружьем стоял рядом с путями и пристально смотрел в никуда. Две собаки с лаем — довольно долго — бежали рядом с поездом, но потом сдались.

На следующий день мы ехали уже по Малайзии. Люди здесь выглядели более несчастными, чем в Таиланде. Мужчины носили густые усы, и были похожи на пиратов, и казались злыми. Кроме того, Малайзия была гораздо пустыннее Таиланда, кругом простирались пустые высохшие поля. Страна и ее жители представлялись мне подавленными, согбенными и ужасно непривлекательными.

В этом месте вы, любезный читатель, наверное, спросите, как же можно целую страну, такую как Малайзия, втиснуть в один бегло набросанный абзац? Как можно позволить себе всего лишь смотреть на чужую землю из окна поезда, к тому же чертовски дорогого, и потом вынести о ней такое суждение? Вы правы. Мы с мамой охотно отправились бы в джунгли и постучали в несколько дверей какой-нибудь затерянной в чаще деревни, потом сняли бы обувь и при свете свечей побеседовали с малайской семьей о том о сем.

Но тогда мы ехали на Восточноазиатском экспрессе, уже не имевшем ничего общего с реальностью. Мы ехали на этой абсурдной штуковине сквозь ночь, которая покусочно демонстрировала нам Азию — изящно порционированную, нарезанную на ломтики в размер вагонного окна. А если тебе не хотелось смотреть наружу, ты мог опять погрузиться в разглядывание журнала Vogue. Мы с мамой заплатили за странный образчик lifestyle — простите меня, пожалуйста, за это мерзкое слово, — и мы его получили. С Азией это не имеет ничего общего.

На следующее утро поезд прибыл в Сингапур. Я смог почти до конца дочитать роман Агаты Кристи «Убийство в Восточном экспрессе». Знаю, что мои слова прозвучат как надуманная метафора с каким-то скрытым смыслом, но на самом деле они просто соответствуют реальности: последние страницы книги были отпечатаны с браком. Буквы слиплись, образовав нечитабельную черную кашу. Мы с Эркюлем Пуаро так и не узнали, кто же был убийцей.

Аэропорт Кай-Так, Коулунь,

22 часа 20 минут

Во время прибытия в аэропорт Кай-Так — очень темно, и идет дождь, и в мозгу сразу возникает сцена из этого дурацкого фильма, потому что снаружи, пока самолет медленно катит по посадочной полосе, на огромном табло высвечивается надпись: ‘Double Happiness’ [157]. Выше — предположительно — сообщается то же самое, но китайскими иероглифами. Затем все смазывается: красные, желтые, голубые огни реклам преломляются и растворяются. Досадно, что Азия и дождь, непонятные неоновые письмена в сочетании с темнотой неизбежно приводят мне на память фильм Blade Runner [158].

Аэропорт выглядит устаревшим — собственно, устаревшим здесь выглядит все, но вскоре ты понимаешь, что такое впечатление, опять же, зависит от света. В зале для прибывающих — никаких галогенных светильников, никакого прямого света. В Европе с помощью галогенных светильников в общественных помещениях создают ощущение интимности, выделяя иронично обособленные уголки, которые освещаются точечными источниками света. В Азии это не считают необходимым, здесь все озаряется бледным неоном.

Внимание, взять себе на заметку вот что: тесно облегающие фигуру, безупречные темно-синие мундиры полицейских. Нервные бангладешцы в таможенной очереди. Корректно-строгий взгляд служащих паспортного контроля. Диковинные, прекрасные экзотические места, из которых сюда прилетают: Харбин, Гуанчжоу, Хайнань, Ханой, Куньмин, Тайбей.