Филип Дик - Мэри и великан

— Что это? — спросила Мэри Энн. — Вот эта музыка?

— Фортепьянный концерт Шопена.

— Красивый, правда?

— Слегка пошловат.

— О-о. — Она кивнула. — А ты расскажешь мне, какие из них — пошлые?

— С удовольствием. В этом-то отчасти и интерес. Наслаждаться музыкой каждый может, а вот чтоб не любить ее, надо потренироваться.

— У меня есть несколько пластинок, — сказала она, — но там все только поп и танцы. Кэл Тьядер [36] Кэл Тъядер (1925–1982) — американский джазовый музыкант, вибрафонист и руководитель джаз-бэнда. и Оскар Питерсон [37] Оскар Питерсон (1925–2007) — канадский джазовый композитор, виртуозный пианист. . А соседка слушает мамбо.

— Почему бы тебе от нее не избавиться? — Он не имел в виду ничего такого, только ощущение покоя в ее квартире. — Найди себе отдельное жилье.

— Я не могу себе этого позволить.

Музыка по радио закончилась. Теперь слушатели хлопали, а ведущий рассказывал о программе на следующую неделю.

— А кто такой Бруно Вальтер? — спросила Мэри Энн.

— Один из величайших дирижеров современности. Он уехал из Австрии в тридцать восьмом году… недели за три до того, как записал Девятую Малера.

— Что девятую?

— Симфонию.

— А, — она кивнула, — я слышала это имя; кто-то спрашивал, что у нас есть из него.

— У нас его полно. На днях я поставлю тебе малеровскую «Песню Земли», которую он записал с Кэтлин Ферриер [38] Кэтлин Ферриер (1912–1953) — выдающаяся английская певица, контральто. .

Мэри Энн выскочила из-за стола.

— Поставь сейчас.

— Сейчас? Сию минуту?

— А почему нет? У нас что, нет ее в магазине? — Она подошла к радио и выключила его. — Давай чего-нибудь придумаем.

— Хочешь сходить куда-нибудь?

— Ходить — ни в коем случае. Я хочу лежать и слушать музыку.

Сверкнув глазами, она побежала и надела свой красный жакет.

— Давай? Здесь нельзя — пухлая придет. Где все твои пластинки, твоя коллекция — дома?

— Дома, — сказал он, вставая из-за стола.

Она еще не бывала в его квартире и теперь, впечатленная, во все глаза разглядывала ковры и мебель.

— Вот это да, — тихонько сказала она, заходя вперед него, — как тут красиво… а вон те картины настоящие?

— Это репродукции, — сказал он, — не оригиналы, если ты об этом.

— Да, наверное, об этом.

Она стала стаскивать жакет; он помог ей и повесил его в стенной шкаф. Бродя по квартире, она подошла к гигантскому дубовому столу Шиллинга и остановилась.

— Вот здесь ты и сидишь, когда пишешь свою радиопрограмму?

— Прямо на этом месте. Вот моя печатная машинка и справочники.

Она принялась разглядывать пишущую машинку.

— Это иностранная?

— Немецкая. Я купил ее, когда работал на Шиммера. Я был их представителем в Германии.

Она с благоговением пробежалась пальцами по клавиатуре.

— А эта смешная буква здесь тоже есть?

— Умляут? — Он напечатал для нее умляут. — Видишь?

Он включил свой проигрыватель «Магнавокс», установил его на семьдесят восьмую скорость и, пока он прогревался, зашел в кладовую, чтобы выбрать вино. Не посоветовавшись с ней, он выбрал бутылку хереса «Fino Perla Mackenzie», нашел два маленьких бокала и вернулся в комнату. Они кое-как устроились и стали слушать, как Генрих Шлюснус поет «Орешник» [39] …Генрих Шлюснус поет «Орешник». — Генрих Шлюснус (1888–1952) — выдающийся немецкий лирический баритон, особенно популярный в период между мировыми войнами. «Орешник» — песня Роберта Шумана. .

— Это я уже слышала, — сказала Мэри Энн, когда кончилась пластинка, — очень мило.

Она сидела на ковре, прислонившись головой к краю дивана; бокал стоял рядом. Поглощенный музыкой, Шиллинг едва ее расслышал; он поставил следующую пластинку и сел обратно на стул. Она внимательно слушала, пока сторона не закончилась и он не подошел перевернуть диск.

— Что это было?

— Аксель Щьётс [40] Аксель Шьётc (1906–1975) — датский тенор, завоевавший народную любовь исполнением датских народных песен во время немецкой оккупации 1940–1945 гг. , — сказал он, после чего назвал саму вещь.

— Тебя больше интересует, кто поет. Кто он? Он жив?

— Шьётс жив, — сообщил Шиллинг, — но поет все реже. Он больше не может брать высокие ноты… все, что ему осталось, это нижний регистр. Но он по-прежнему обладатель одного из самых необычных голосов нашего столетия. По-своему — лучшего голоса.

— А сколько ему лет?

— Ближе к шестидесяти.

— Вот бы избавиться от этой чертовой соседки, — бодро сказала Мэри Энн. — У тебя есть идеи? Может, где-нибудь найдется место поменьше и не слишком дорого.

Шиллинг поднял с пластинки иголку; до нарезки она еще не дошла.

— Ну, — сказал он, — единственный выход — начать искать. Почитай объявления в газете, походи по городу, посмотри, что предлагают.

— А ты мне поможешь? У тебя машина… и ты в этом разбираешься.

— Когда ты хочешь искать?

— Прямо сейчас. Как можно скорее.

— То есть сейчас? Сегодня?

— А что — нельзя?

Он был немного удивлен.

— Допей сначала вино.

Она опрокинула бокал, даже не распробовав. Поставила его на ручку дивана, встала на ноги и стала ждать.

— Это твоя квартира на меня подействовала, — сказала она, когда они вышли. — Не могу больше жить с этой дурой — с ее ветками клена и пластинками с мамбой.

В магазине на углу Шиллинг взял субботний номер «Лидера» — воскресного не было. Он колесил по городу, а Мэри Энн сидела рядом и внимательнейшим образом изучала каждое объявление.

Через полчаса они уже взбирались по лестнице большого современного бетонного здания на краю города, в новом районе с собственными магазинами и необычными уличными фонарями. При въезде журчал фонтан с подкрашенной водой. Вдоль парковочных мест были высажены маленькие плодовые деревья — калифорнийские сливы.

— Нет, — сказала Мэри Энн, когда агент продемонстрировал им пустые стерильные комнаты.

— Холодильник, электроплита, стиральная машина и сушилка внизу, — сказал обиженный агент. — Вид на горы, все чистое, новое. Леди, этому зданию всего три года.

— Нет, — повторила она, уже стоя на выходе, — здесь нет… как там его? — она встряхнула головой. — Здесь слишком пусто.

— Тебе нужно место, где ты сама могла бы все устроить, — сказал ей Шиллинг, когда они поехали дальше, — вот что нужно искать, а не просто квартиру, куда можно въехать, как в гостиничный номер.

В полчетвертого пополудни они наконец нашли то, что ей понравилось. Большой дом в приличном жилом районе был разделен на две квартиры; стены были в панелях красного дерева, а в гостиной — огромное венецианское окно. В комнатах витал запах древесины; покой и тишина. Мэри Энн напряженно бродила туда-сюда с открытым ртом, заглядывала в стенные шкафы, трогала, принюхивалась.