Энн Тайлер - Лестница лет

Ну, пусть думает, что хочет. В конце концов, все действительно закончилось, как в сказке.

За исключением того, что после счастливого сказочного конца жизнь продолжается, и вот уже рабочие, устанавливающие кондиционер, разваливают крышу, кот прячется под кроватью, а Делия читает любовный роман в приемной мужа — единственном спокойном месте в доме, после того как в офис Сэма и приемную уже провели воздуховоды.

Ее голова лежала на одной из ручек кресла, а ноги в пушистых розовых тапочках покоились на другой. Над ней висела репродукция с картины Нормана Рокуэлла, купленная отцом, на которой добрый старый доктор прикладывал стетоскоп к груди куклы маленькой девочки. А за хлипкой перегородкой, которая не доставала до потолка, Сэм объяснял миссис Харпер, что у той с локтем. Он сказал, что ее суставы изнашиваются. Ответом была ошеломительная тишина, даже электропила смолкла. Затем миссис Харпер возопила: «О, Господи! О, Господи всемогущий! Это такой шок!»

Шок? Миссис Харпер было девяносто два года. Чего она ожидала, могла бы поинтересоваться Делия, но Сэм только мягко сказал: «Да, хорошо, я предполагаю…» — и что-то еще, чего Делия не разобрала, потому что снова заработала электропила, как будто вспомнив о своем предназначении.

Она перевернула страницу. Героиня бродила по просторному дому героя, восхищаясь великолепными полами и «подобранной со вкусом отделкой», что бы это ни означало. В книгах так много состоятельных героев, отметила Делия. На женщин это не распространялось, одни были богаты, другие бедны, а мужчины поставлялись готовыми, с замками и штатом преданных слуг. Женщинам, на которых они женятся, никогда больше не придется думать о мельничных жерновах быта — протекающих полах, сломавшейся духовке, пропавших ключах от машины. Все это звучало чудесно!

— Делия, дорогуша! — позвала миссис Харпер, ковыляя из офиса. Пациентка была стильной, закутанной в шелка, тощей как скелет женщиной, с руками, похожими на птичьи лапы, которые она просительно протягивала к Делии. — Твой муж говорит, что мои суставы истерлись в труху!

— Нет-нет, — запротестовал позади нее Сэм. — Я этого не говорил.

Делия с виноватым видом села и расправила юбку. Она подумала о торчащих заячьих ушах на тапочках и о соблазнительнице на обложке книги.

— Мне очень жаль, миссис Харпер. Назначить еще один осмотр?

— Нет, он говорит, что я должна пойти к специалисту. К человеку, которого я даже не знаю!

— Дашь ей номер Питерсона, Ди? — спросил Сэм.

Жена поднялась и пошла к столу, шаркая тапочками. (На миссис Харпер были узконосые туфли на высоких каблуках и колготки в елочку, которые она надевала, чтобы показать свои стройные лодыжки.) Делия перебрала карточки, которые были рассортированы не по имени, а по специализации — «аллергия», «артрит». В настоящее время офис больше служил как приемная. Ее отец принимал роды и даже однажды делал какую-то простую хирургическую операцию, но сейчас здесь занимались укусами пчел весной и простудой осенью, а что до акушерства, то их пациенты давно вышли из детородного возраста. Большинство из них достались супругам от ее отца (или даже, как шутил Сэм, от дедушки, который в 1902 году открыл этот офис, когда Роланд-Парк был еще пригородом и никто не осмеливался начинать здесь практику).

Делия переписала номер доктора Питерсона на карточку и передала миссис Харпер, которая придирчиво изучила ее перед тем, как положить в сумочку.

— Надеюсь, этот человек — не какой-то там мальчишка, — сказала она Сэму.

— Ему уже тридцать, — уверил ее тот.

— Тридцать! Мой внук старше его! О, пожалуйста, нельзя ли мне вместо этого прийти к вам? — Но, уже зная ответ, повернулась к Делии: — Твой муж — святой. Он просто слишком хорош для этого мира. Надеюсь, ты это сознаешь.

— О да.

— Ты уверена, что достаточно его ценишь?

— Да, миссис Харпер.

Делия посмотрела, как Сэм провожает старую женщину до двери, плюхнулась обратно в кресло и принялась за книгу. «Беатрис, — говорил герой, — я хочу тебя больше самой жизни». В его голосе слышалось отчаяние, он был грубым и «неуправляемым» — так сказал автор. «Неуправляемым, и от этого мурашки побежали по ее стройной спине под льнущим к телу шелком белья цвета слоновой кости».

Может быть, вместо того чтобы искать Эдриана, стоило просто подождать, пока он сам ее найдет. Может, он сейчас вспоминает ее и колесит по улицам в поисках. Или уже нашел ее адрес, потому что ему известна фамилия. И сейчас паркует машину рядом, в квартале отсюда, надеясь ее увидеть.

Делия стала выходить во двор по нескольку раз в день. Она находила любое оправдание для того, чтобы посидеть на центральном крыльце. Делия никогда не любила выходить на улицу, и уж точно не была садовником, но провела полчаса в перчатках среди лечебных растений Элизы. А после того как кто-то позвонил, просто подышав в трубку и ничего не сказав, вскакивала при каждом новом звонке, как подросток: «Я возьму! Я возьму!» Когда никто долго не звонил, она заключала с судьбой подростковые сделки: «Я не буду об этом думать, и телефон зазвонит. Я выйду из комнаты, притворюсь, что занята, и телефон точно зазвонит». Усаживая в машину семью для воскресной поездки к матери Сэма, она двигалась плавно, чувственно, как актриса или танцовщица, которая каждое мгновение знает, что на нее смотрят.

Но если бы кто-нибудь в самом деле смотрел — что бы он увидел? Он увидел бы, как убога личная жизни Делии. Коренастого Рамсэя, с мрачной миной пинавшего перила, и Сьюзи, которые ссорились из-за того, кто будет сидеть у окна. Сэма, суетливо усаживающегося за руль, поправляющего очки на носу, одетого в непривычную трикотажную рубашку, в которой он казался тщедушным. И в конце пути — Железную Мамочку (как ее называла Делия) — тучную, крепкую Элеонору Гринстед. Элеонора сама перестилала крышу своего одноэтажного дома и косила лужайку перед ним, одна вырастила сына в этом доме на безмятежной Кальверт-стрит, где сейчас ждала их, плотно сжав губы, чтобы выслушать новую порцию ерунды, которую выдумала невестка.

Нет, никто из них не мог сравниться с образом Эдриана Блай-Брайса, предстающим в небесно-голубой дымке.

Старший из рабочих, которые устанавливали кондиционер, тот, которого звали Лизандер, поинтересовался, что за пучки сена свисают со стропил мансарды.

— Это растения моей сестры, — ответила Делия. Она надеялась, что на этом расспросы прекратятся, но ее сестра как раз оказалась на кухне и сказала:

— Да, я их сжигаю в доме в маленьких горшочках.

— Вы их поджигаете? — удивился Лизандер.

— Каждое предназначено для своей цели, — объяснила Элиза. — Одно отгоняет дурные сны, другое помогает сосредоточить внимание, третье очищает атмосферу после раздоров.