София Ларич - Анталия от 300 у.е., или Все включено

Я опять киваю, и косметолог приступает к работе — очищает горячую, несвежую кожу тампонами, от которых легко пахнет сырыми травами, потом наносит какую-то жидкость, пощипывающую щеки. Немного поерзав, я скоро привыкаю к ощущению и, кажется, даже задремываю. Во всяком случае, слезы, вдруг навернувшиеся на глаза, становятся для меня неожиданностью — я вздрагиваю и открываю глаза.

— Тихо-тихо. Сейчас я закончу, — шепчет женщина надо мной и протирает мне правую бровь. — Еще несколько волосинок.

Она и в самом деле заканчивает быстро — я даже чувствую сожаление, расставаясь с удобной кушеткой и прохладой кабинета.

Сумма, названная девушкой за стойкой, неприятно удивляет меня, и когда она предлагает мне какой-то «очень эффективный» крем, я твердо отказываюсь.

Продолжив свой путь к книжному магазину, я подсчитываю сегодняшние расходы и пытаюсь успокоить себя тем, что все траты были приятными или полезными. И все же, отвыкшая много тратить при почти полном обеспечении в Анталии, успокаиваюсь я не сразу. Лишь увидев заставленные до самого верха книгами полки и вдохнув запах новеньких корешков и переплетов, я забываю о своих сожалениях.

Среди полок я брожу до самого закрытия магазина, о котором объявляет бархатистый мужской голос. Пощупав отяжелевшую сумку и вспомнив о том, что мне надо еще зайти в аптеку, я откладываю некоторые из отобранных мною книг и спускаюсь к кассе на первом этаже, где, как я помню, стоит стеллаж с журналами и газетами. Пресса мне тоже нужна, чтобы знать, что происходит в стране и столице — вдруг туризм достанет меня настолько, что я смирюсь со здешней дороговизной.

Я выхожу на улицу, на которую уже спускаются сумерки. Воздух стал прохладнее, но в нем по-прежнему главной нотой остаются выхлопные газы. Облокотившись на железные перила и сунув руки в карманы брюк, я стою и глазею сторонам. Сейчас бы в «Голден Бич», там ужин в полном разгаре.

Поменяв еще сто долларов, я иду в клуб за углом, который нравился мне, когда я работала в Москве, и в котором мне, вероятно, придется дожидаться часа, когда можно будет поехать в аэропорт.

«Хорошо бы отдохнуть после такого выходного», — усмехаюсь я про себя и медленно тащусь к клубу.

Потянув на себя тяжелую дверь, я ступаю вовнутрь и сразу останавливаюсь по просьбе мощного охранника, который хочет заглянуть в мою сумку. Давно уже привыкшая к разнообразным проверкам в аэропортах и отелях — багажа, документов, содержимого карманов, — я покорно раскрываю перед ним сумку. Он, тоже привыкший к проверкам, бегло заглядывает внутрь, едва раздвинув пакеты с покупками, и кивает:

— Проходите.

Небольшой зал залит желтым светом, шепчет музыка, сидящие за столиками наслаждаются вечером, стулья кажутся удобными. Хостес провожает меня к столу у высокого и широкого окна с витражами. Я заказываю у официанта красное вино, салат и бифштекс.

— Что-нибудь еще? — предлагает он.

«Да. Поспать на кровати», — думаю я и говорю:

— Еще вина, но позже.

Следом за вином прибывает салат в миске с высокими стенками. Пахнет он очень аппетитно и на вкус, к большому моему удовольствию, ничем не напоминает турецкую еду, от специй которой я устала. Теперь я наслаждаюсь европейской кислинкой салатной заправки и терпким, очень сухим вином, рассматривая фотографии в журнале. Столы передо мной пустеют один за другим, но спустя примерно час зал заполняется вновь — уже совсем другой публикой. Вновь пришедшие явно не служат в офисах, еде они предпочитают пиво и коктейли и пьют свои напитки, перемещаясь от стола к столу и приветствуя друг друга. У бара становится людно, и у меня открывается второе дыхание.

На возвышении у лестницы появляется ди-джей, и музыка сразу становится громче. Толпа со стаканами и сигаретами в руках начинает ритмично покачиваться, охранники уносят столы и стулья. Кафе превращается в танцпол. Я встаю, неловко прижимая к боку свою раздутую сумку, подхожу к бару за очередным бокалом вина и слышу:

— Эй, привет! Тамара!

Я вздрагиваю от неожиданности, сумка соскальзывает с плеча.

— Саня, ну что девушку совсем затолкал! — восклицает голос у моего уха, и чья-то рука подхватывает меня под локоть.

Я поворачиваюсь.

Мне улыбается молодой мужчина с мелкими морщинками в уголках глаз, которого я сразу узнаю. Он отдыхал в «Голден Бич» с девушкой, выглядевшей гораздо моложе его, и мы с Ильхамом сначала меняли им номер, а потом продавали траву. Еще я вспоминаю, что эту траву мы потом все вместе курили на «Дисколенде», обсуждая фильм «Полночный экспресс».

— Привет, — осторожно улыбаюсь я в ответ. — Саша, да?

— Да! Ты в Турции уже не работаешь, что ли?

— Я приехала к вам по путевке, — улыбаюсь я.

— Ну, давай я тебя угощу! Что ты пьешь?

Он обхватывает меня за плечи и подталкивает к бару.

— «Кровавую Мэри», — говорю я.

Со стаканами в руках мы отходим от бара к обложенной кирпичами колонне. Кинув сумку под ноги, я размешиваю стеблем сельдерея льдинки в своем коктейле, поглядывая то на толпу у бара, то на Сашу, отпивающего что-то бесцветное из высокого и широкого стакана.

— Знаешь, — неловко начинаю я разговор, — я слышала легенду о том, как был изобретен этот коктейль — «Bloody Mary».

Саша вопросительно наклоняет голову.

— Якобы произошло все это в парижском «Ритце». Когда-то там останавливался Хемингуэй со своей невестой, которая стала его четвертой женой. Фамилии ее я не помню, но звали ее Мэри. И вот этой самой Мэри жутко не нравилось постоянное пьянство Хемингуэя, и он жаловался бармену в отельном баре, что она всегда унюхивает, что он пил спиртное, и не дает ему покоя своей руганью.

Я отпиваю глоток коктейля. Саша наклоняется ближе к моему рту, потому что музыка становится громче. Я чувствую джин в его дыхании.

— И тогда бармен изобрел вот такую, якобы не обладающую запахом комбинацию водки с томатным соком, специями и так далее. А на следующее после дегустации утро Хемингуэй похвалил бармена, который изобрел эту смесь: «Well done, bloody Mary never smelt a thing». [44] Отлично! Чертова Мэри ничего не учуяла. Bloody имеет два значения: 1) кровавый; 2) чертов, проклятый. Вот так и стали называть коктейль Bloody Mary.

Саша смеется, а я добавляю с усмешкой:

— Возникает только вопрос: если он свою Мэри считал bloody, когда она была невестой, то зачем он вообще на ней женился?

— Ну, это же легенда. А я, например, другую версию слышал. Что этот коктейль назвали в честь Марии Тюдор, которая протестантов гоняла. И наверное, еще сотня-другая барменов приписывали себе авторство. Ну, так ты чего в Москве-то? Уволилась, что ли?

— Нет. Почему? Я по делам заехала ненадолго.

— Скоро обратно, значит?