Павел Сутин - 9 дней

Они сели на мраморную скамью.

— Я очень благодарна тебе за заботу, — сказала Ольга, — но в юристе нет надобности. Во-первых, Володя полностью выплатил кредит.

— Вот как? — удивленно сказал Бравик. — Хм… Год назад он говорил мне, что ему платить еще три года.

— Это не все. Юрист не нужен еще потому, что Володя оставил завещание.

— Что?

— Вообрази. Он не только расплатился по кредиту, он еще оставил завещание. Квартира принадлежит Витьке, и нет нужды в юристах. Вот так.

— Вовка — и завещание! — сказал Бравик. — Фантастика… У него даже ежедневника никогда не было.

— На кой черт ежедневник, если есть Рита?

— Кто?

— Рита, его секретарь. На поминках салат тебе подкладывала. Она была при нем, как кошка. Он ее называл «орготдел ЦК».

— Чтобы Вовка написал завещание… Он и слова-то такого не знал.

— Тому есть причина.

— Какая может быть причина? Ему было сорок три года. Да, во всем, что касалось имущества, он был, мягко говоря, не Форсайт. Но не представляю, как он пошел в нотариальную контору, составил завещание…

— У него была причина написать завещание. Это долгая история, просто прими на веру. Но мне совсем другое кажется странным, Бравик. Вчера, перед поминками, я приезжала сюда, чтоб взять Володину пэтээску…

— Что взять?

— Паспорт технического средства. Лобода сказал, чтоб я передала ему пэтээску, ее запросили гаишники. Все Володины документы лежат в жестяной коробке, во втором ящике стола. Его диплом, свидетельства о рождении, о браке, о разводе… Словом, все. И там же лежала пэтээска.

— Так. И что?

— Я приехала и нашла ее. А сегодня мне понадобилась нотариально заверенная копия свидетельства о рождении Витьки, она лежала в той же коробке.

— Зачем тебе копия? У тебя разве нет оригинала?

— Через неделю Лена с Витькой поедут в Алушту, и нужно, чтоб у Лены было с собой свидетельство о рождении. Его надо предъявлять в аэропорту, и так далее. А я буду заниматься Витькиной школой. Я устраиваю его в хорошую школу на Плющихе, завтра иду к директору, и мне нужно свидетельство о рождении. Чтобы не ходить в нотариальную контору, я хотела забрать из стола ту копию, что оставалась у Володи.

— Да-да, понимаю… И что?

— За полчаса до твоего прихода я открыла коробку и нашла копию.

— Так.

— Там же, в коробке, я нашла завещание. И бумаги из банка. А вчера в коробке не было ни завещания, ни бумаг. За полчаса до твоего прихода я увидела их в первый раз.

— Ты просто вчера их не заметила.

— Я вчера искала довольно долго, перетряхнула всю коробку, каждую бумажку разложила на столе, и только после этого нашла пэтээску. Вчера в коробке не было завещания и банковских бумаг.

— У кого еще есть ключ?

— Только у меня и у тебя. Я могу предположить, почему он составил завещание и расплатился за квартиру. Но я не знаю, как документы попали в коробку.

— Ты их не заметила, вот и все… Так почему он написал завещание?

— Спроси Шевелева.

— Почему Шевелева?

— Потому, что мне про Вовины приключения в горах говорить противно. Скажи Шевелеву слово «Караташ», услышишь еще одну героическую историю.

— Какое слово?

— «Караташ». — Ольга встала. — Так вот, Бравик, я не идиотка, и к мистике не склонна. Вчера завещания и документов из банка в коробке не было.

Зазвонил телефон, Гена взял трубку.

— Да… — сказал он. — Да, здравствуй… Что делаю? Что может делать в будний день, в три часа пополудни, сорокадвухлетний честолюбивый образованный мужчина, житель мегаполиса? Я варю борщ.

Он стоял у плиты и помешивал половником в большой кастрюле.

— Разумеется, у меня есть его телефон, возьми ручку. Только имей в виду, что он на меня очень обижен. Он может послать и бросить трубку… Верно, не было его на кремации, он был во Владимире, у мамы, ничего не знал. А мы ему не позвонили — ни я, ни Никон, ни Худой. Некрасиво получилось. — Гена сел на узкий угловой диванчик, закурил. — Он вернулся сегодня утром, звонит Трушляковой: как дела, дескать, что нового? А Трушлякова ему — как обухом в лоб. Он к Никону: что ж вы, суки, до меня не дозвонились? Теперь у нас с ним война и немцы. Я пытался объяснить — какое там… Сука ты, говорит, последняя, я из-за тебя с Вовой не простился, забудь мой телефон. Такие дела. А зачем тебе Шевелев?.. Ну, раз нужен, то звони… Нет, ни про какой коротыш ничего не знаю… Хорошо, приезжай, о чем речь… Погоди, стоп. Что значит «страшная»?

Гена курил и слушал Бравика.

— Вот что, — сказал он, — бери комп и приезжай завтра ко мне. Запиши телефон Шевелева: триста девятнадцать, тридцать один, семьдесят один… Что значит «открыть папку»? В смысле взломать? Попроси Худого, какие проблемы… О, еще как умеет. Давай. До завтра.

Бравик сказал в трубку:

— Да, я привезу, и ты сам увидишь… Так какой у Шевелева телефон?.. Да, вот еще. Послушай, а кто бы мог открыть папку?.. Ну папку, папку. Тут есть папка, она защищена паролем… А Худой это умеет?.. Хорошо, я еще позвоню. До завтра.

Он положил трубку, вновь поднял и набрал номер.

— Паша, добрый день. Это Браверманн беспокоит. У меня к тебе дело. Но я не хотел бы по телефону… Отлично. Спасибо. — Бравик посмотрел на часы. — Это было бы прекрасно… Да, я знаю этот район, сам живу на Чертановской. Все, в восемь я у тебя.

Гена протер губкой плиту. Марина в ванной сушила волосы, гудел фен. Опять зазвонил телефон.

— Да, — сказал Гена.

— Здравствуй, Ген, — сказал Худой.

— Привет.

— Я в некотором недоумении. Я сейчас говорил с Бравиком.

— И я с ним говорил. И я тоже в недоумении.

— Ему нужно хакнуть какую-то папку. Не знаешь, в чем дело?

— Он нашел в Вовкином ноуте заблокированную папку, хочет открыть. У него голос был странный.

— Он и в такси вчера чудил.

— Выпил, бывает.

— Не с ним. Ладно, завтра подъедем, он ноут привезет.

— Подъезжайте, — сказал Гена, — я борщ сварил. Настоящий, украинский.

Квартира Шевелева, темноватая тесная «двушка», выглядела так, словно вся она была придатком к мастерской, оборудованной в маленькой комнате. В проходной комнате лежали вдоль стен борды, кайты и две пары лыж для целины. У подоконника стояли шлифовальный станок и плавильная печь. На стенах висели постер с Уэйтсом, абстрактная мазня в некрашеной рамке и черно-белая фотография с «домашнего» концерта: молоденький Шевелев с кларнетом в руках (он, наш-пострел-везде-поспел, поиграл некогда и в «Среднерусской возвышенности», и в «Манго-Манго», и в «Мягких зверях») стоял рядом с молодым Гребенщиковым. Над ламповым, шестьдесят девятого года выпуска, усилителем «NEC» был приколот бланк с шапкой местного РОВД.

Гр. Шевелев П. В ., несмотря на неоднократные предупреждения участкового уполномоченного, в Вашей квартире в ночное время продолжаются репетиции духового оркестра.