Тони Парсонс - Моя любимая жена

Билл показал ей снимки Холли, которые всегда носил в бумажнике. Китаянка восхищенно охала, потягивая апельсиновый сок. У нее было труднопроизносимое имя. Билл несколько раз добросовестно попытался выговорить его, но так и не смог. Девушка сообщила, что здесь у нее другое имя — Милашка, однако у Билла язык не поворачивался называть ее столь глупым именем.

В таких заведениях девушкам всегда давали глупые имена.

Милашка листала репертуар караоке, пытаясь найти для Билла какую-нибудь знакомую песню.

— Элвис, — подсказал ей Билл. — Найди мне что-нибудь из репертуара Элвиса Пресли.

Оказалось, девушка не знала, кто это такой. К тому же подобных песен в репертуаре не было. Людей из западного мира здесь терпели, но не нуждались ни в них, ни в их музыке. Билл чувствовал, что попал в иное столетие. «Большеносые идиоты» привыкли, что азиатский мир долго заискивал перед ними и стремился им подражать. И вдруг… азиаты перестали в них нуждаться.

Милашка знала достаточно английских слов и смогла объяснить, что хочет стать косметологом, а ее младший брат мечтает об актерской карьере и ее родителям уже пришлось заплатить немало денег за его учебу. Билл незаметно сунул ей пачку гонконгских долларов.

— Хочешь оплатить ее увольнительные? — спросил Шейн.

Австралиец и так знал ответ, но у него за спиной стояла мама-сан. Увольнительными назывались деньги, которые клиент платил маме-сан за выбранную девушку. Они-то и были главной целью всего этого спектакля. Билл отвернулся и покачал головой. Мама-сан сердито зыркнула на него.

«Секс со случайной девчонкой, — подумал Билл. — Только этого мне сейчас не хватает. Вместе с дыркой в голове».

Вечер тянулся как-то вяло. Костюм Билла пропах сигаретным дымом нескольких казино. Он чувствовал, что перебрал «Чинтао». Напитки здесь были оскорбительно дорогими, однако маме-сан не улыбалось, чтобы «большеносые идиоты» торчали у нее допоздна. Выпили, оплатили увольнительные девчонкам и… убрались.

Шейн что-то объяснял маме-сан. Мартин — один из немцев — наконец выбрал себе подружку на ночь. Сорокалетний Вольфганг, тот, что ходил в кожаной куртке, взял еще бутылку пива, но сказал, что в отель вернется один. Причину он не объяснил, как и Митч несколько часами ранее. Наверное, они оба ощущали какую-то робость, попадая в подобные места. Возможно, так и должен чувствовать себя порядочный мужчина.

Шейн сидел с девушкой, знакомой ему по прошлому визиту сюда. Он намеревался взять ее в номер, хотя мысль об этом не доставляла ему удовольствия.

Председатель Сунь весь вечер развлекал одну девушку, донимая ее слащавыми балладами на мандаринском диалекте. Голос у председателя был, как у дохлой лягушки-вола. Все шло замечательно, пока девушка не допустила грубейшую ошибку: налила Суню бокал красного вина до краев, не оставив места для «Спрайта». Председатель рассердился и потребовал привести ему другую девушку. Он был уже сильно пьян.

Кантонского диалекта Сунь не знал и стал жестами показывать, какая девушка ему нужна. Поднеся руки к груди, он широко растопырил желтые от никотина пальцы. Итак, председателю требовалась грудастая девушка.

— Еще один круг, — сказал Шейн, повторив те же слова по-китайски.

Мама-сан увела девушек и вскоре привела их снова, кроме той, что отверг председатель Сунь. Билл взглянул на замену, и девушка показалась ему подозрительно знакомой. Он уставился на нее и содрогнулся всем телом. Он узнал эту девушку.

Мама-сан улыбнулась и развела руками, словно фокусник, удачно завершивший трюк. Девушка была невысокого роста и достаточно толстенькая, с приятным лицом, а главное — с большой налитой грудью.

Председатель Сунь сощурил глаза, выражая свое удовлетворение. Билл продолжал смотреть на новенькую. На ней, как и на всех остальных девушках караоке-бара, была балетная пачка, искусно разорванная в нужных местах. Девушка неуклюже переминалась с ноги на ногу, еще не привыкнув к высоким каблукам. Ни дать ни взять — несостоявшаяся актриса, попавшая вместо сцены в публичный дом. Билл смотрел, смотрел, а потом вдруг вскочил, схватил девушку за руку и потащил к двери.

Это была Лин-Юань, младшая сестра Цзинь-Цзинь.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Билл.

Она молчала. Билл спросил снова, потом в третий раз. Краем уха он слышал сердитые голоса мамы-сан и председателя Суня.

Лин-Юань взглянула на него и наконец узнала. Удивление пропало. Она глядела исподлобья, как ученик, нарвавшийся на учительские нотации. Билл думал, она испугается. Нет, Лин-Юань ничуть его не испугалась. Ведь он здесь не хозяин, чтобы распоряжаться.

— Что ты здесь делаешь? — Билл сердито встряхнул ее. — Отвечай мне, Лин-Юань.

К нему подошел Шейн, дотронулся до плеча и стал что-то говорить. Кажется, просил успокоиться. Однако Билл смотрел только на Лин-Юань, которую крепко держал за руку. Девушка пробовала вывернуться. Не тут-то было. Пальцы Билла впились ей в запястье.

Потом до него дошло, что он ведет себя, как идиот, и надо объяснить, в чем дело.

— Я ее знаю, — сказал Билл, словно этого было достаточно. — Я знаю эту девушку.

— Ее зовут Черри, [84] Cherry (англ.) — вишня. — вступила мама-сан. — Хорошая девушка.

— Никакая она не Черри, — сердито возразил Билл. — Я ее знаю.

Председатель Сунь дважды щелкнул пальцами. Лин-Юань опять попыталась вырваться, но Билл ее не отпускал. Сунь что-то орал Шейну на мандаринском диалекте, мама-сан тявкала на кантонском. Лин-Юань хныкала, словно избалованная девочка-подросток, которую не пускают развлекаться.

— Мы уходим, — заявил ей Билл и повернулся к Шейну. — Я не собираюсь спорить. Эта девушка — младшая сестра Цзинь-Цзинь. И он не будет ее трахать. — Он оглянулся на маму-сан. — Никто сегодня не будет трахать эту девушку. Она уходит от вас. А вы, — крикнул он председателю Суню, — найдите себе другую!

— Но она не может просто так уйти, — сказал Биллу побледневший Шейн. — Здесь другие правила.

— Тогда заплати ее увольнительные. Мне плевать на их правила. Но она сейчас пойдет со мной. Шейн, я не шучу. Она переоденется, и мы сразу же уйдем.

У двери появилось двое рослых вышибал. Шейн попытался успокоить председателя Суня, одновременно торгуясь с мамой-сан. Однако ни того ни другую его слова не убеждали. Сунь яростно тряс головой, ни на секунду не отводя глаз от грудей Лин-Юань. Мама-сан встала между двумя вышибалами. Приклеенной улыбки как не бывало.

— Что ты здесь делаешь? — вновь спросил у девушки Билл, как будто кроме них в комнатенке никого не было.

— Работаю, — огрызнулась она, искренне удивляясь его тупости.

Билл ждал встречного вопроса: «А что ты здесь делаешь?» Но Лин-Юань не спросила. Больше она вообще не произнесла ни слова. Наверное, ей и так все было ясно.