Вигдис Йорт - Преимущества и недостатки существования

Даже курсы по борьбе с алкоголизмом превратились в настоящую пьянку.

— Это действует на нервы, — говорит Гитте Рамлёс (52 года). Она одна из соседок пансионата. — Раньше в период отпусков здесь был рай, теперь мы даже не можем посидеть вечером в саду, нам все время мешает громкая музыка, крики и шум.

Рамлёс — не единственная соседка, отреагировавшая на шум. Несколько соседей собрались подать заявление в полицию за нарушение порядка.

— Должно быть, это просто недоразумение, — говорит руководитель курсов Будиль Грюе нашим корреспондентам. — Соседи всегда были с нами приветливы. Тем не менее корреспондентов не пустили освещать курсы Фанни Дакерт „Радость трезвой жизни“ в прошедшую субботу — семинар, на котором многие, завязавшие с употреблением алкоголя, очевидно, вернулись к старым грехам.

Насколько известно нашим корреспондентам, Грепан получил только временную лицензию с ограничениями и ясным указанием времени, когда следует прекращать подавать алкоголь.

— Здесь же никто не следовал ограничениям, скорее, все вели себя безгранично свободно, — говорит Гитте Рамлёс».

— Да, конечно.

— Да, конечно?

— Не каждый оказывается на первой полосе газет.

— Нина! Послушай, что ты несешь!

— Я слушаю.

— Нина, все очень серьезно.

— Да.

Они еще не успели сложить газету, как позвонил директор предприятия, на котором работал один из консультантов, и попросил вернуть деньги, заплаченные за курс. Он говорит о нескольких участниках, уточняет директор. Если дело не разрешится в течение недели, он наймет адвоката.

— Да, конечно.

— Да, конечно? Нина!

— А что мне сказать?

— Ну да, понимаю.

— Я ничего не могу поделать, все уже случилось.

— Ты можешь плакать, проклинать, умолять!

— Я пробовала, не получается.

— Что-то в тебе меня пугает.

— Думаю, все будет хорошо. Все обычно как-то утрясается.

— А я думаю, завтра пойдет снег!

— Ты меня не понимаешь, это разные вещи.

— Да?

— Я имею в виду, я думаю по-другому. Это как когда говоришь: думаю, любимый меня любит.

— Нина! У тебя нет любимого.

— Мне кажется, он меня любит, но я никогда не узнаю наверняка. Я думаю, все будет хорошо, я доверяю, и опыт это подтверждает, все вокруг работает на меня, вера указывает правильную дорогу.

— То есть, ты хочешь сказать, тебе повезло в жизни? — Да.

— Посмотри на себя, ты разорилась. Твое имя опорочили! Двенадцать часов назад тебя изнасиловали.

— Я забыла.

Нина! Если ты только поймешь, что случилось, ты можешь поменять значение этих событий. Друг мой. Я тебя прошу. Мы начинаем с одинаковыми желаниями и заканчиваем общим для всех пониманием. Только оно приходит слишком поздно, всегда слишком поздно, и это сильно сбивает с пути. Ас кем можно поделиться этим пониманием, когда наконец-то оно на тебя снизошло, если никто вокруг не хочет слушать, пока не станет слишком поздно.

— Я не могу погасить свет внутри себя.

Это происходит не разом, как ты говоришь. Оно не обрушивается на тебя лавиной, обвалом, водопадом. На это уходят отнюдь не секунды, нет, это только кажется, когда потом пишут, будто все было заранее решено и просчитано. Это происходит шаг за шагом, мгновение за мгновением, три минуты — это долго, каждая минута начинается и длится шестьдесят секунд, и каждую секунду может произойти что-то новое, шаги повернутся в другую сторону, неизведанную и прекрасную, я верю в то, что стою в начале, что все еще только ждет меня.

Время чудес прошло. Небо затянуто облаками, земля стоит голая, в трещинах и пыли. Сентябрь наступил, ясный, как холодный камень.

— Кто мой отец? — спрашивает Агнес.

Стоит тихий вечер ранней осенью. Все, что было в цвету, завяло, с каждым часом все бледнеет и бледнеет. Земля истощила свои летние запахи, она сухая, воздух удивительно прозрачен, дом отбрасывает тень, и вороны мечутся на красноватом небе. Малейший звук — пролетевшая птица, падающий лист — раздается громко и заставляет сбегаться всех, пока тишина снова не охватывает мир и не заполняет головы.

Агнес:

— Мама, ставлю вопрос ребром…

Нина:

— Лучше пусть постоит на голове.

Агнес:

— Кто мой отец?

Нина:

— Я не смогу ответить искренне.

Агнес:

— Ответь неискренне.

Но она не может заставить память работать, она не привыкла к этому, она специально отучилась пользоваться памятью, она забыла, как это делается.

Агнес:

— Ты должна вспомнить. Должна сказать, пока еще жива.

Меняя решение, сердце не остановишь.

Оно так быстро бежит вперед, а что там впереди, пропасть?

В этом воздухе идти слишком легко, все парит, тяжелые летние соки ушли, листья, сухие и легкие, танцуют на ветру, на какое-то время успокаиваются, но потом опять взмывают вверх прямо у нас перед глазами.

Сильный запах моря. Тишина. Только вода плещется о пристань. Ночь, темнота. Воют собаки. Летают чайки. Никогда не спят, вечно уставшие, вечно в сознании, они никогда всецело не бодрствуют.

Что такое писать, спрашивает она саму себя. Наверное, не так, как она думала, — врываться, изменять, находить новые значения? Вполне можно подтверждать, сохранять то, что уже есть? Не открывать двери, а закрывать их за собой и выключать свет?

Она должна открыть свое сердце печали и ярости, чтобы пробиться, снова стать ребенком, чтобы снова ощутить стыд и слабость?

Нет!

Разве знание дается только через боль?

И из хорошего никаких выводов сделать нельзя?

Закончить, пока фартит, как говорится.

Кто знает, что фартить перестанет?

Она в это не верит.

Разве не должны мы довольствоваться малым?

Разве наше существование должно подчиняться недоверию?

Она в это не верит, у нее все не так.

Нина достигла дна, и кругом царит королевское счастье. Они собрали все, что возьмут с собой, сложили вещи в летний домик и живут в библиотеке и на кухне, чтобы не тратить много электричества. Это — убежище. Овладеваешь ли ты своей маленькой частью земного мира, какой бы малой она ни была, говорит она, чинишь ли свое окно, смазываешь маслом петли, всегда остается что-то еще меньшее и большее, за пределами.

— Все будет хорошо, — говорит Агнес и кругами катается на велосипеде по лужайке.

Она предприняла отчаянный прыжок, бросила жребий, поставила все на одну карту, отправилась в неизвестное, стопка счетов в ящике выросла.

В один из последних дней, рано утром, она говорит Агнес, что хочет уехать. Она думает об этом весь день.

Агнес катается под тяжелыми свинцовыми тучами, которые опускаются все ниже. Заглядывает в окно, где горит свет, голова матери склоняется над столом с бумагами.