Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах

Фатыма вся измучилась, ухаживая за больным незнакомцем. Мы, бывало, смеялись над ней, говоря: «Этот незнакомец, может, злой дух — ифрит, а вовсе не человек. Что, если он тебя украдет, или уйдет с тобой под землю, или причинит какое-нибудь другое зло?» Она нам на это отвечала: «Если он шайтан, то я — Иблис [65] Иблис — дьявол. , старший над шайтанами». Незнакомец словно и в самом деле не был человеком: болезнь, которой он страдал, убила бы и быка. Спустя месяц, когда мы собрались утром вокруг него в мечети, он открыл глаза и, после того как смотрел на нас целый час, произнес:

— Кто вы?

Абдель-Халик ответил смеясь:

— Мы джинны, те, что были с царем Сулейманом.

Незнакомец посмотрел направо, налево и сказал:

— Что это за место?

Вад Халима ответил:

— Это место — геенна огненная.

Мужчина посмотрел вверх и вниз, словно что-то вспоминая:

— Кто привел меня сюда?

— Тебя принесли на крыльях птицы абабиль.

Тут человек вскочил, поднявшись во весь рост, а мы стоим и глазеем на него. Он посмотрел на наши лица, сделал несколько шагов вперед, потом — назад и уселся на ангаребе. Затем он встал, начал рассматривать свои пальцы на руках и ногах и разглядывать халат из дешевой материи, в который мы его одели. После этого он снова сел на кровать и, помолчав несколько минут, спросил:

— Кто я такой?

Все мы тогда засмеялись, а мой дядя Махмуд сказал:

— В этом-то и весь вопрос, кто ты такой.

В самом деле, мы увидели, что он все забыл — и как он выходил из Нила, и как ел в нашем доме просяную кашу, и как мы сидели с ним в мечети. Просто удивительно! В то утро в мечети незнакомец будто родился заново и своего прошлого совсем не помнил. Мы не знали, как с ним поступить, думали, гадали и, наконец, спросили его, куда он держал путь. Он ответил, что не знает. Мы задумались, что же делать? Бросить его снова в Нил, откуда он выплыл? Или подвести к дороге и сказать «до свидания?» Но жалость в наших сердцах победила осторожность. Мы ведь такой народ: хоть нам самим не сладко живется, не гоним тех, кто к нам приходит, и не отвергаем тех, кто нуждается в помощи. Мой дядя Махмуд сказал, обращаясь к незнакомцу:

— О раб божий! Мы, как ты видишь, живем под покровительством защитника и судии. Наша жизнь — тяжкий труд и лишения, но наши сердца не таят злобы и зависти, и мы принимаем нашу долю, как нам назначено господом. Мы чтим наши заповеди и храним свою честь, терпеливо перенося превратности времени и удары судьбы. Большое нас не смущает, малое не огорчает. Путь пашей жизни предначертан и известен от колыбели до могилы. То немногое, что у нас есть, мы добыли своими руками. Мы не попирали ничьих прав и не взимали ни с кого процентов. Мы — мирные люди, если к нам приходят с миром, но мы сердимся, если нас рассердят. Тот, кто нас не знает, думает, что мы слабые: подует ветер и мы упадем. Но на самом деле мы тверды, как акация хараз, растущая на полях. Ты, раб божий, пришел к нам неведомо откуда. По воле аллаха волны прибили тебя к нашему порогу. Мы не знаем, кто ты и куда держишь путь, ищешь ты добра или зла. Но кем бы ты ни был, мы принимаем тебя, как принимаем жару и холод, жизнь и смерть. Ты будешь жить с нами, и все у тебя будет, как у нас. Если будешь добрым человеком, увидишь от нас только добро, а если будешь злым, то нас рассудит аллах, ибо только на него мы уповаем.

Незнакомец прослезился и начал повторять: «Уповаем, уповаем».

Рассказ моего дяди Махмуда о нашем житье-бытье произвел на нас тоже огромное впечатление, словно он читал из сокровенной книги жизни. После этого мы решили дать незнакомцу имя — ведь он так и оставался безымянным. Выбрать его мы предоставили моему дяде Махмуду. Он, не раздумывая, произнес:

— Дауль-Бейт [66] Дауль-Бейт — Свет дома. — благословенное имя. Может быть, этот человек, попавший к нам таким образом, принесет нам добро и счастье.

Мы все согласились и сказали: «Да благословит аллах Дауль-Бейта», а потом, когда мы спрашивали его, смеясь: «Как тебя зовут?», он радостно отвечал: «Дауль-Бейт».

Велико могущество аллаха! Как только человек произнес свое имя, оно стало чем-то исконным и необходимым, словно существовало всегда. Нам казалось, что он действительно Дауль-Бейт — Свет Дома, а не Джабр ад-Дар, и не Мифтах аль-Хазна, и не Абд аль-Мауля, и не Абдель-Халик. Словно имя «Дауль-Бейт» пребывало с нами испокон веков в виде драгоценного заклада, ожидавшего своего хозяина, который пришел наконец из-за морей, из неизвестности, чтобы получить свой заклад. Да будет славен наш владыка! Я взглянул на своего друга и вспомнил нашу встречу всего месяц назад на утренней заре, когда он мне показался страшным великаном, возвышавшимся от земли до неба. Теперь я видел, что он совсем не такой. Он сжался, стал меньше и превратился в Дауль-Бейта — бедного чужестранца, человека, который ест, пьет, смеется, плачет, рождается и умирает, — словом, такого же сына божьего, как я и ты. Я вспомнил, как я был напуган в то памятное раннее утро, посмотрел на своего дружочка Дауль-Бейта и рассмеялся. Велико могущество всевышнего!

После этого встал вопрос о религии. Мой дядя Махмуд сказал:

— Дауль-Бейт, мы мусульмане, но не слишком строги в вопросах веры — это личное дело каждого, аллах дает выбор своим рабам. Если бы мы знали, какой ты веры, мы бы тебя в ней и оставили. Но раз ты сам не знаешь, какой ты религии, то не принять ли тебе ислам? Тогда и мы совершим доброе дело, и ты избежишь гнева божьего. Тебе будет легче договориться с людьми в нашем местечке, если захочешь жениться и стать кому-нибудь из них зятем.

Дауль-Бейт тотчас с ним согласился. Мой дядя Махмуд обучил его нужным словам, и он повторил их ясным, отчетливым голосом, от чего наши сердца затрепетали, а глаза увлажнились слезами. Особенно растрогался Мифтах аль-Хазна, впавший в состояние бурного восторга, которое передалось всем нам. Он стал без устали повторять: «Свидетельствую, что нет бога, кроме аллаха, свидетельствую, что Мухаммед — пророк его», как будто это он принял ислам, а не наш чужестранец. Говоря по правде, в то утро в мечети все мы пребывали в странном состоянии, словно узрели чудо. Мы убедились, что волны Нила выбросили Дауль-Бейта на берег Вад Хамида как вестника добра и знак благословения. Люди па все лады славили господа, плакали и рыдали, и вдруг раздался голос Абдель-Халика Вад Хамала, который заставил их очнуться:

— Люди, молитесь пророку. Мы собираемся праздновать рождение человека, даже не убедившись, обрезанный он или нет.

Мы осмотрели Дауль-Бейта и увидели, о несчастье, что он необрезанный. Но наша радость от этого не убавилась. Мы решили сделать день обрезания Дауль-Бейта большим праздником с барабанами, флейтами, песнями и чтением стихов, наметив его на время после уборки хлеба, потому что в сезон жатвы мы не совершаем обрядов. Мы говорили, что это будет праздник, подобного которому еще не было в нашем селении: ведь все жители Вад Хамида — мусульмане с тех пор, как его сотворил аллах, и мы вовек не видели, чтобы человек принимал мусульманскую веру впервые или заново. Поэтому мы будем радоваться и веселиться, петь и танцевать, есть и пить, и несколько праздников — наречение именем, обрезание и принятие ислама — станут одним большим торжеством.