Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

И невнятный вопль отчаяния и протеста обрел вдруг форму.

Пронзительное, уши рвущее «не-е-е-ет!» стальным подшипниковым шариком влепилось в высокий, благообразный лоб столь поразительно знакомого незнакомца.

Лицо подернулось рябью…

…и исчезло, блеснув напоследок зубами — то ли в безмолвном крике, то ли в злобном шипеньи.

Наступила полная, мазутно-непроглядная темнота.

Громкий лязг заставил Петяшу вздрогнуть всем телом. Тьма, словно осыпавшись от встряски, поредела, и он обнаружил, что стоит, привалившись к стене, в темной, дурно пахнущей парадной.

В правой руке имел место туго набитый полиэтиленовый мешок с ручками.

На стене, под тусклой от толстенного слоя пыли лампочкой-сорокаватткой кто-то начертал жирно, ярко-красной губной помадою: «TREAT ME LIKE YOU DID THE NIGHT BEFORE», сопроводив надпись весьма натуралистическим изображением могутного мужского органа, отчего-то вызвавшего в памяти стебное словосочетание «Мужской Половой Хуй».

У кого что болит…

Парадная наполнилась гулом — видимо, приведший Петяшу в чувство лязг издала захлопнутая кем-то, спускающимся теперь вниз, дверь лифта. С усилием отлепившись от стены — еще не хватало, чтобы за пьяного приняли! — Петяша вышел на улицу.

Рядом, вдоль первого этажа здания, черно поблескивали окна аптеки и еще каких-то непонятных с первого взгляда заведений.

Никакого круглосуточного магазина — не наблюдалось.

С сомнением осмотрев двери покинутой только что парадной, Петяша опасливо заглянул в пакет.

Купленные продукты были на месте.

Назад Петяша возвращался с тягостной, звонкой и прохладной пустотой под рубашкой. Пустота ужасно замедляла движения, но вместе с тем — сообщала телу легкость тополиной пушинки. Теплый, почти неощутимый в горле дым сигареты, не обладавшей ни вкусом ни сколь-нибудь толковой крепостью, не помогал совладать с сумбуром мыслей и ощущений.

Покинув квартиру, он словно бы пробудился от какого-то волшебного сна, в котором полностью забываешь как о том, что было в недавнем прошлом, так и о том, что на свете, как ты жопой ни верти, существует будущее.

Только сейчас насели, навалились угнетающе: и невнятный какой-то, неожиданный, быстрый разлад с Елкой (ведь с тех пор так и не появлялась), и недоговоренность, неопределенность перспектив в отношениях с Катей, и странное, внезапное исчезновение Димыча (уехал, ни слова ни полслова не сказав и даже записки не оставив, да так до сих пор и не проявлялся) тоже внушало беспокойство.

А главное — вот это, только что пережитое.

Что это было?

Он, Петяша, пошел в магазин, зашел неизвестно куда… или вышел неизвестно куда? Продукты-то — вот они… Э-э, но ведь не было там, в том доме, никакого магазина, откуда продуктам взяться?!

Сунувшись в пакет, Петяша вытащил большое красное яблоко. Осмотрел, понюхал, откусил…

Хорошее яблоко, качественное. А вот — коньяку бутылка, ветчина, майонез, хлеб, кофе, шоколад, сыр… и даже чек скомканный!

Значит, был-таки магазин? В таком случае — куда девался?

Муть в голове — вероятно, остатки пережитого ужаса — делала мысли на редкость неотчетливыми. Сбоку кто-то подошел, о чем-то довольно нахально спросил. Петяша непонимающе, с раздражением взглянул на подошедшего, но тот, вместо того, чтобы, как любой нормальный человек, повторить вопрос, вдруг переменился в лице и целеустремленно зашагал прочь. Только тут до Петяши дошло, что просил прохожий всего лишь о сигарете.

— Э, погоди! — окликнул он.

Но прохожий, словно вовсе не он несколько секунд назад желал попользоваться на халявку табачком, вздрогнул и ускорил шаг.

Тут же забыв о нем, Петяша в задумчивости остановился.

Разрешить сомнения было — проще простого. Всего-то: вернуться назад по Съезжинской и убедиться, есть ли там, на углу Большого, круглосуточный магазин. Но при одной мысли об этом ноги сделались на миг ватными, а затем с неожиданной прытью понесли хозяина в противоположную сторону — к дому.

Нет уж. Хрен.

С него, Петяши, на сегодня — хватит. И жрать охота, и Катя ждет, и вообще — морген, морген, нур нихьт хойте, к терапевту, к терапевту, в следующий кабинет, товарищ пациент. Окончательно убедив себя, что возвращаться на Большой в данный момент незачем и глупо, Петяша устремился к дому уже осознанно.

С опаской войдя в свою парадную, он нашарил в кармане ключи, взбежал к себе на второй этаж — и увидел не кого иного, как давешнего ночного гостя, Бориса.

Тот сидел на корточках под дверью Петяшиной квартиры, привалившись спиною к стене. С прошлого раза он заметно осунулся и обтрепался. Модная, дорогая одежда его из-за этого выглядела теперь нелепо. Мешковато как-то.

Борис поднял на подошедшего Петяшу взгляд. Глаза его блестели лихорадочно.

— Ну-у, здрасьте — кого не видели, — с опасливым брюзгливым недовольством протянул Петяша.

Менее всего на свете хотелось ему сейчас лицезреть всяких там Борисов, от которых еще непонятно, чего следует ожидать. Тем паче — беседовать с ними. А ведь, да, сам же ему в прошлый раз сказал, что информации недостаточно…

Кто, блллин, за язык тянул дуррака, спрашивается?!

Поспешно, дабы Борис не успел заговорить и вывалить на него, Петяшу, новую непонятную и пугающую информацию, он набрал воздуху в легкие и сказал:

— Ну? Какого хера тебе тут опять надо? Не верю я ни в какое там колдовство и прочие… энергологосы! И о твоих делах ничего не знаю и знать не хочу! Не бывает такого. Не бывает! Моя точка зрения объективна, потому что мне так нравится, и все тут! Ясно, нет?

Взгляд Бориса сделался еще безумнее прежнего. Но голос звучал на редкость спокойно:

— А с тобой ничего такого странного, необычного последнее время не случалось? Отчего на истерику сбиваешься?

Петяша на миг задумался. Неужто знает? Откуда? Вроде бы, неоткуда… А хоть бы и знал! Мало ли, что он там знает…

— Нет! — отрезал Петяша, проворачивая ключ в замке.

Шагнув через порог, он твердо захлопнул за собою дверь.

Борис остался сидеть, как сидел. Ему хотелось странного, противоречивого. Хотелось сразу: и трезвонить, колотить ногами в дверь, пока не откроют и не выслушают, и вместе с тем — бежать поскорее, подальше от этого человека, внушающего темный, непонятный, неодолимый страх.

Сказать по правде, он знал, что идет к Петяше зря, так как, вопреки давешней договоренности о добыче дополнительных сведений, явился с пустыми руками.

Но — так уж хотелось, чтобы успокоили, обнадежили…

Чтобы просто выслушали, в конце концов.

Однако — кто бы мог подумать, что люди способны настолько уподобляться страусу перед лицом неизвестного… Речь Петяшина, несмотря даже на солидную психологическую подготовку, вызывала легкую, равнодушную брезгливость.