Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

— Пожалуй, мы не так сделаем. Поехали, купим мне костюм, туфли и все прочее, что к этому полагается. Потом — в баню, потом — в парикмахерскую, а уж потом — и по ресторациям можно.

Димыч, никак не ожидавший столь активного и мгновенного включения Петяши в общественную жизнь, изумленно приподнял брови.

— От-т, повело кота… Ну, поехали. Я до завтра совершенно свободен.

Петяша и вправду почувствовал, наконец, вкус к public life. Эх-ма! Денег — хоть ухом ешь, давно такого ощущения не бывало! И вскоре еще появятся! А ежели еще книги его «пойдут»!..Он ведь сколько угодно им еще такого добра напишет, только «заряжай», как говорят лабухи!

Пожалуй, гармония мира и вправду не знает границ!

Где-то в области солнечного сплетения зародились и пошли кругами по всему телу теплые волны веселой, бесшабашной любви ко всему мирозданию в целом и каждой его составляющей в частности, вымывая из темных закоулков сознания, унося прочь последние песчинки тревог и страхов.

И тускло-желтые строения проспекта Газа словно бы стряхнули со стен пыль и копоть и заулыбались окружающему миру!

И скупое солнце, пробившись сквозь облака, вдруг брызнуло вниз множеством зайчиков, весело заскакавших по стеклам окон!

И машины, снующие туда-сюда, от Фонтанки к Обводному и обратно, точно вздрогнули разом и пошли не абы как, а в едином, в меру истерическом, энергичном, опереточно-канканном ритме:

Жизнь прекрасна и удивительна, подумал Петяша. And if I'll wait I'll see some more, как выражался товарищ сэр Редьярд Киплинг, туды-ть его налево!

Проснувшись (а, точнее, очухавшись) на следующее утро, Петяша сразу же, едва продравши глаза, столкнулся с великим множеством нового и непонятного.

Сам он, в белоснежной рубашке и брюках цвета черного кофе, успевших порядочно измяться за ночь, горизонтально пребывал на неразобранной тахте, возле коей на полу стояла недопитая бутылка шампанского с солидной, незнакомого дизайна этикеткой.

В пронзительно-чистой тишине, казалось, слышен был шорох пылинок, лениво фланировавших вдоль и поперек променада, ограниченного падавшим из окна солнечным лучом.

Впрочем, тишина тут же подверглась безжалостному сокрушению: на кухне уютно заскрипел табурет и зашелестела переворачиваемая страница.

Голова не болела. Не мучила изжога, тяжести в животе — не было и помину, и даже свежесть во рту наблюдалась совершенно необычайная.

Подгуляла лишь память. Что происходило вчера, как Петяша оказался дома, на тахте, не набузили ли чего, много ли из полученного аванса прогуляли — все покрыто было густейшим, без малейших намеков-искорок, широко известным «мраком неизвестности», коему отдали дань едва ли не все литераторы мира.

Наверное, Димыч все помнит, решил Петяша. Счас выясним.

Поднявшись с тахты, он отправился на кухню, откуда вкусно потягивало кофейным ароматом и легким сигаретным дымком.

— Димыч! Ты…

Здесь Петяша прервал реплику.

Димыча в кухне не было.

За столом, с чашкою кофе и сигаретой, имея перед собой на столе толстую Петяшину рукопись, уже до половины прочитанную, помещалась совершенно незнакомая девушка.

Лет ей, с виду, было не больше восемнадцати. Правильное округлое лицо со средней полноты губами, недлинным безукоризненным носом и слегка зеленоватыми глазами; гладко убранные назад и связанные в хвост длинные русые волосы; простая белая блузка и облегающие джинсовые штаны цвета какао с молоком, выгодно, хоть и без излишней откровенности, подчеркивающие стройность фигуры…

Короче говоря: добавлять — нечего, убавлять — жалко.

Оторвав взгляд от страницы, гостья взглянула на Петяшу, взиравшего на нее с примитивным — без всяких оттенков — первобытным недоумением, с некоторой опаской.

— А где Димыч? — спросил, наконец, Петяша, совладав с путаницей рвущихся из сознания наружу противоречивых побуждений.

— А-а… Дима? Он ушел еще вчера, как только мы вас привезли. Позвонил куда-то, сказал, что спешит, и ушел. По-моему, расстроен был отчего-то, — отвечала девушка.

Способность к логическому мышлению мало-помалу встряхнулась от утренней дремы и включилась в работу. Ежели Димыч счел возможным и правильным оставить его, Петяшу, бесчувственного и беспомощного, на произвол доброй воли и человеколюбия неизвестной особы женска полу, то ее, пожалуй, можно не опасаться. К тому же, если она здесь, значит, он, Петяша, и сам вчера против этого не возражал. Как минимум.

Впрочем, Петяше и без логических выводов почему-то не хотелось подозревать эту девушку в злоумышлениях относительно своей особы. Девушка ему понравилась: сидит себе, читает, да-с интересом…

Только вот — неудобно-то как! — память, видимо, отказала напрочь.

Как же ее зовут?

Не обидеть бы…

— Видите ли, — осторожно начал он, — мы тут вчера… Словом… как вас зовут?

— Катя. — Судя по тону, аберрации Петяшиной памяти девушку не смутили и не обидели. — Мы вчера в Гостином познакомились, в кафе… ой, Дима ведь сказал, что вас кофе надо напоить!

Девушка, которую звали Катей, поднялась из-за стола и прежде, чем Петяша, накрепко убежденный в неспособности женщин к изготовлению кофе в силу каких-то темных особенностей их пола, успел хоть слово вякнуть, сноровисто вытряхнула из джезвы в мусорное ведро спитый кофе, положила в нее все, что требуется, и поставила на медленный огонь.

— Вы идите пока, умывайтесь. Я все сделаю!

Через двадцать минут Петяша, приняв душ, побрившись и облачившись во все свежее (по магазинам вчера явно прошлись основательно: куплено было все, что нужно, и даже немножко больше), уже завтракал чашкой замечательно — точно так, как он любил — сваренного кофе с «Ахтамаром» вприкуску.

Есть — не хотелось.

Девушка Катя сидела напротив и, дымя сигаретой, неотрывно смотрела на Петяшу, и это, вопреки всему жизненному опыту и складу характера, почему-то нимало не тяготило. Катя как-то поразительно уютно вписывалась в настроение и вообще в окружающий мир.

Гармония коего, как известно, не знает границ.

Покончив с кофе, Петяша блаженно расслабился и закурил.

Удивительно, но уютная, безмятежная ясность утра нимало не замутилась от вкусного табачного дымка; отчего-то эффект вышел прямо противоположным.

— Катя, — неловко спросил он, — а как же с вашими домашними? Дочь пропала; ночует неизвестно где и неизвестно с кем… Беспокоятся, наверное.

— А они на даче сейчас, — с заметной радостью отвечала девушка. — Вернутся только через месяц.

Судя по всему, ей тоже было отчего-то очень уютно вот так вот сидеть с Петяшей, поить его кофе и, не отводя взгляда, рассматривать — словно, в каком-то смысле, собственных рук произведение.