Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна

Друг не дал ей сказать гадость, готовую сорваться с ее губ, а продолжил формальную часть: — Из этих пяти миллионов Нестор зарезервировал два миллиона на учебу в специально созданном для своих детей фонде. Этот фонд находится в швейцарском банке и будет открыт для использования детьми по достижении ими восемнадцатилетнего возраста. Также в фонде находится реестр учебных заведений, при поступлении в которые средства активизируются. Если дети не поступают в эти учебные заведения, то средства становятся доступными по достижении ими двадцатипятилетнего возраста.

— Тогда я буду совершенно старая! — Она побледнела и сделалась злой.

— А вы здесь при чем?

— Почему я сама не могу определять, где учиться моим детям?

— Потому что деньги не ваши! — с удовлетворением ответил ей друг.

— Я с ним поговорю! — пригрозила она. — У вас все?

— Пожалуй, да…

Она быстро встала, чуть было не опрокинув кофейную чашку, и вышла из кафе под осенний моросящий дождь.

«Нет, — подумал друг, глядя вслед. — Жопа у нее чудовищно огромная!»

— Мне страшно умирать! — признался Нестор другу. Его лицо было похоже на лицо обиженного ребенка, который не понимает, на кого обиделся. — Правда страшно…

— Я верю, — ответил друг. — Прости, что я ничем не могу тебе помочь.

— Прощаю… Мне не хочется умирать… — Нестор сидел на кровати в одноместной палате в очень хорошем хосписе. — Я еще молодой… И вот как-то вот так прощаться с собой… Ну ладно хотя бы год проболел. А тут всего полтора месяца!.. И осень еще, совсем противно! Я как скукоженный осенний лист сорвусь с ветки жизни и полечу, сам не знаю куда!

Другу было очень тяжело продолжать этот разговор. Но он держался, исполняя свой дружеский долг до конца.

— Никто не знает, близок ли, далек ли твой конец!

— Я никогда не курил… Так только, в детстве, лет семь мне было. Купили вскладчину пачку «Дымка» за шестнадцать копеек, попробовали. Помню, я палец себе горящей спичкой обжег, а потом все кашляли…

— И у меня что-то подобное было, — вспомнил друг. — Только мы, по-моему, «Беломор» тянули! Меня даже стошнило!

— Вероятно, я сделал что-то такое ужасное, за что мне Господь вот такой вот конец…

Друг молчал.

— Как ты думаешь? Может, на мне какой великий грех?

— Кто знает…

— Мучаю память, но ничего такого вспомнить не могу!

— У Господа другой замысел, может быть, — пытался утешить друг. — Мы не в силах его разгадать! Отчего в младенчестве умирают, безгрешные и чистые? Почему убийцы и всякая шваль доживают до глубокой старости?..

— Да-да, ты прав… Наверное, каждый умирающий размышляет на эти темы… Но не думать об этом невозможно. Что мне, в шашки играть?.. — Нестор поправил катетер, входящий в вену на внешней стороне ладони. Появилась капля крови. — Видишь, они меня приготовили уже, все вставили, это вот пистолетик так называемый, на кнопочку нажимаешь — и наркота пошла по всему телу!.. Кстати, ты сделал то, о чем я тебя просил?

— Что именно?

— Ты достал это? Ну, чтобы у меня не сильно болело? — Нестор поглядел на потолок, намекая выпученными глазами на возможную прослушку.

— Да-да, все хорошо, — подтвердил друг. — Всего в достатке.

— Спасибо тебе!

— Да ну что ты! Они помолчали.

— Трудно поверить, что это моя последняя комната в жизни!

— Слушай, — рассердился друг, — перестань причитать!

— Хорошо, не буду… — чуть не заплакал. — Алина пришла?

— Сидит ждет…

— Может, в ресторан пойдем? Винца грузинского? Я знаю тут одно местечко прехорошее!.. Тбилисец один держит! Арчил. — Нестор заставил себя улыбнуться. — Выпьем, лобио поедим, сациви?

— Тебе нельзя.

— Я знаю.

Нестора в хоспис перевезли накануне, после выпитого им бокала красного вина. Вернее, сначала он попал в реанимацию, где его насилу откачали. Когда он пришел в себя, боль чуть было не разорвала его тело и не сожгла мозги. Врач, который его реанимировал полночи, узнав о том, что это онкологический пациент «на выписке», смешавший алкоголь с химией, долго матерился, что приходится тратить время на всяких дегенератов, которые таким странным образом пытаются покончить с собой…

— Звать Алину? — спросил друг.

— Зови, — махнул рукой Нестор.

Через несколько минут она вошла. Вся тоненькая, большие глаза смотрят с ужасом, перемешанным с жалостью. И где-то там подмешано любви чуток. Когда она появилась на пороге его палаты, он переменился в лице. Нестор стал похож на снайпера, которому предстоит сейчас сделать самый важный выстрел в жизни.

— Здравствуй, Строитель! — Она держалась изо всех сил.

— Здравствуй, милая! — Он смотрел в ее глаза не отрываясь. — Садись! — отодвинулся, освобождая место на кровати.

Она прошла, села. От ее белых, снежных волос пахло яблочным шампунем.

— Ты здорова? — спросил он.

— Ага. Только небольшой насморк…

Она не успела докончить фразу, как он молниеносно, диким голодным зверем накинулся на нее. Сначала схватил за грудь пребольно, щипками, затем стал сдергивать с ее джинсов ремень, одновременно кусая за ухо.

Она сначала словно одеревенела от неожиданности, мышцы напряглись, а мозг судорожно пытался определить, что происходит.

Нестор добрался до ее трусов и рванул ткань что было силы. Она ойкнула.

— Не надо! — попросила. — Не надо, Строитель, я сама разденусь…

Он не слышал ее. Багровый от прихлынувшей к лицу крови, с лопнувшими сосудами в глазах, он был похож на маньяка-насильника. Раздергивал джинсу, царапал желтыми ногтями нежную кожу и мычал отвратительно.

Она не сопротивлялась, только повторяла чуть слышно:

— Я сама, Строитель… Ну не надо…

Он почти сумел сорвать с нее одежду. Его лицо с пергаментной кожей, от которого теперь отхлынула кровь, уткнулось ей в живот, большой нос судорожно нюхал женское тело по-волчьи, а язык, словно дьявольский — синий, с желтизной по краям, бешеной змеей лез к ее лону…

А потом он обгадился в одну секунду. Обгадился, что называется, по полной программе, как могут только онкологические больные в последней стадии.

Такое ощущение, что дерьмо хлынуло изо всех отверстий. Нестора отбросило в сторону от Алины, силы оставили его тело тотчас, и он лишь сторонне наблюдал вращающимися вампирскими глазами, как вонючая слизь исторгается из недр распадающейся плоти.

Она быстро надела трусы, затянула ремень на рваных джинсах и, глядя на обделавшегося Нестора, четко и по-деловому произнесла:

— Все будет хорошо, Строитель! Я тебе помогу.

Она, совсем юная, мгновенно собрала испорченные простыни, а теми, что остались чистыми, накрахмаленными, обтерла беспомощного Нестора, обмыла водой из раковины его высохшие, словно мощи, ноги, переодела в свежий халат, помогла пересесть в кресло, поцеловала в бледные губы и только потом вызвала персонал.