Нора Шарифф - Тайны Норы

Положение становилось невыносимым. Жизнь теряла смысл. Я больше ее не контролировала. Но хуже всего было то, что я чувствовала себя ответственной за мать и сестру. Я должна была что-то предпринять, чтобы вытащить их и себя из этого кошмара. Единственный способ защититься — сделать так, чтобы мой отец (о боже, как я ненавижу это слово) исчез. Да, я желала, чтобы он исчез из нашей жизни навсегда! Я желала ему смерти! Именно тогда в моем сознании возник план, как усмирить этого палача. Несколькими месяцами ранее я сделала большое одолжение Софиану, одному из моих приятелей. Его призвали на обязательную срочную службу в армию, с первых месяцев службы он принимал участие в антитеррористических рейдах, которые редко обходились без жертв. Зачастую потери алжирских солдат в таких операциях составляли до двадцати процентов.

К этому стоит добавить постоянные угрозы от террористического подполья. С момента, когда человек становился солдатом, его жизнь постоянно была под угрозой. Если кто-то из знакомых почему-то был недоволен каким-то человеком, он начинал распускать слухи, что тот-то и тот-то служит в армии и что он нелоялен к террористам. Рано или поздно, но слух доходил и до самих террористов, после чего через несколько дней либо убивали его семью, либо его родственники находили на пороге своего дома отрезанную, набитую камнями голову солдата с «нежным» сопроводительным письмом. Согласна, что пишу с иронией, но не могу найти других подходящих слов для описания подобной ситуации. Можно ли привыкнуть к жестокости? Если да, то почему? Обычная адаптация к условиям окружающей среды?

Как бы там ни было, но Софиан хотел любой ценой избежать воинской службы. Я согласилась замолвить за него словечко и поговорить с одной из моих школьных подруг, отец которой был высокопоставленным чиновником и мог вмешаться. Это помогло. Парня уволили из армии. Итак, теперь как мой должник он поклялся сразу прийти на помощь, как только она понадобится. И вот такой момент настал.

Я пошла на рынок, где он обычно болтался без дела. Попросив мальчика незаметно передать ему записку, я стала ждать в переулке. Софиан появился через несколько минут.

— Нора? Как я рад тебя видеть! Что это у тебя за вид? Что случилось, Нора? Ты можешь говорить?

— Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если у меня возникнут проблемы, помнишь? Когда я тебе помогла.

— Скажи мне, что у тебя стряслось, и мы посмотрим, как можно тебе помочь.

Я рассказала ему о жестоком поведении своего отца, умолчав только о сексуальных домогательствах, которые решила похоронить до лучших времен. Я была на пределе: руки тряслись, слова вылетали, словно пули. Мой рассказ расстроил Софиана.

— Он заслуживает жестоких пыток, и только потом смерти.

— Совершенно верно.

Софиан посмотрел мне прямо в глаза. Этого было вполне достаточно. Тогда он стал расспрашивать меня дальше:

— Что именно ты хочешь?

— Знаю, что ты знаком с людьми из нинджас [5] Нинджас — военизированное формирование алжирской народной милиции. Его члены часто проносятся по улицам Алжира, сидя в открытых джипах с автоматами в руках. ( Примеч. авт.) , не так ли?

— Ну, допустим, а ты откуда знаешь?

— Это неважно. Перейдем к делу. Я хочу, чтобы этот подонок сдох.

Мне понравилось, что он серьезно отнесся к моим словам, хотя, признаться, моя просьба сильно его удивила.

— Ты уверена в том, что хочешь сделать?

— Софиан, если он не умрет, этот кошмар никогда не прекратится! Если твои друзья не захотят мне помочь, помоги мне хотя бы достать оружие, чтобы я сделала это сама.

— С ума сошла — сама! Ты не способна на такой шаг. Ладно, мне нужно сначала кое с кем поговорить. Через четыре дня я дам тебе ответ.

Когда пришло назначенное время, мне позвонили по телефону.

— В то же время, на том же месте, — услышала я в трубке.

— Поняла, — ответила я срывающимся голосом. Неужели этот кошмар скоро закончится? Я не могла усидеть на месте, отправилась к матери на кухню. Подойдя к столу, на котором она резала овощи, я обняла ее за талию.

— Ты такая счастливая, почему? — спросила она.

— Просто предчувствие, что скоро случится что-то хорошее, мама, — загадочно ответила я.

Лучше было уйти в свою комнату, чтобы избежать ненужных вопросов. Поднимаясь по лестнице, я представляла сцену нашего будущего освобождения: несколько человек в масках окружили и наставили оружие на человека, который умоляет пощадить его. Эта картинка на миг придала мне сил. Мне стало весело. Одна только мысль о мести наполняла меня такой радостью, как колыбельная песня, которую мне пели в детстве. О боже, я сама превращалась в садистку.

Судьба переменчива, папочка, очень переменчива…

Софиан пришел на встречу. Он пребывал в приподнятом настроении, на лице сверкала улыбка.

— Тебе надо указать место и время, где его можно будет найти. Нашу с ним встречу он запомнит на всю жизнь.

— Запомнит? Я не ослышалась? Ты сказал, запомнит? Разве его не убьют?

— Нет, Нора. Они отказываются совершать убийство. Хорошей трепки ему будет вполне достаточно.

Теряя самообладание от возмущения, я перебила его:

— Но ты ничего не понял. Если он останется жить, эта трепка ни к чему не приведет. Наоборот, будет только хуже. Он догадается, что я в этом замешана. Я не знаю, что он сделает со мной или с матерью. А ты спрашивал у них об оружии для меня?

— Нет, Нора. Тебе лучше забыть об этом.

Злость уступила место отчаянию. Я расплакалась, как ребенок. Мои планы рухнули, как карточный домик. Софиан старался меня успокоить, говорил, что лучше забыть о мести, но я его не слушала. Я не могла смотреть ему в глаза. Домой я вернулась, еле волоча ноги, обескураженная и полностью сбитая с толку.

Опять терпеть. Как долго? Это никогда не закончится…

Вскоре в доме разразилась настоящая буря, сея кошмары и разрушение. Ничего ее не предвещало. Как обычно, перед бурей стояло затишье. Вечером я сидела в своей комнате в темноте. Я так часто поступала, когда хотела побыть одна. Мелисса пошла в гости к подруге, а родители находились где-то в доме. На душе было неспокойно, меня терзали нехорошие предчувствия. Странная, необычная тишина, царившая в доме, заставляла держать ухо востро, быть готовой отреагировать на первый же сигнал, шум или, наоборот, тишину, если я увижу в ней опасность для матери. Раньше, случалось, я выбегала из своей комнаты по несколько раз и тут же возвращалась — тревога была ложной. Мне казалось, что за каждой дверью мать зовет меня на помощь, и воображала самое худшее. Тот вечер не был исключением. Услышав шум, я выбежала из комнаты, но, как оказалось, на этот раз не зря!