Александра Маринина - Оборванные нити. Том 1

Под конец, уже стоя в прихожей, он решился-таки спросить о том, что волновало его уже много лет.

— Дядя Вася, из-за чего ты с тетей Нютой поссорился? Почему вы сорок лет не разговаривали? Я у мамы спрашивал, но она мне не сказала. Может, поделишься?

Василий Анисимович ничего не ответил, только стоял и молча смотрел на племянника. И глаза у него постепенно становились светлыми и ледяными. Волчьими. Глазами деда Анисима.

Вот оно, мое место. Оно стало МОИМ с того самого дня, когда я впервые ПОНЯЛ. ПОЧУВСТВОВАЛ. ОСОЗНАЛ. И СДЕЛАЛ. До сих пор я отчетливо помню тот сладостный восторг, то ощущение всемогущества, которое позволило мне стать богом, управляющим всеми живущими по своему разумению. Я помню все до самой мельчайшей детали, до самого короткого мига, хотя с тех пор прошло шесть лет.

В тот день я разрушил муравейник. В тот день я впервые испытал упоение властью над чужим миром, пусть всего лишь муравьиным, таким мелким и смешным в масштабах человеческого существования, но все равно это был мир, настоящий целый мир со своими законами, правилами и, что самое главное, со своими жизнями.

Конечно, это место я стал считать своим не сразу, не в тот же день, я для таких символичных действий был еще слишком мал. После муравьиного мира последовали глупые примитивные миры собак и кошек с их глупыми примитивными мыслишками о пропитании и тепле.

А потом я рассказал об этом Учителю.

И Учитель в ответ подарил мне стихи. Нет, он не сам их написал, их сочинил один известный поэт, но я их в то время не знал, а Учитель подарил мне знание о великих, исполненных глубокого смысла строках:

Учителя больше нет со мной, но теперь я прихожу на это место, где когда-то разрушил муравейник, и мысленно разговариваю с ним. Мне кажется, что его душа поселилась здесь, в ветках дерева, под которым прилепилась муравьиная куча. В этом месте для меня находится могила Учителя. Лет до четырнадцати я еще носился с мыслью о том, что он — мой отец, не получая ни подтверждения своей догадки, ни ее опровержения. Теперь я думаю, что мне просто очень этого хотелось. Хотелось иметь отца. А теперь не хочется. Он мне не нужен. И мать не нужна. Если бы было можно, я бы жил один, без нее. Мне не нужны поучения и советы, мне не нужна дурацкая забота и опека, я взрослый и могу сам о себе позаботиться. Я сам знаю, что правильно, а что неправильно. А отцы и матери — это никому не нужная ветошь, балласт на быстро плывущем корабле молодой, полной сил жизни.

Иногда я приношу сюда какую-нибудь мелочь, оставшуюся от разрушенного мной простенького, незатейливого мирка: ошейник, клок шерсти, птичье перо, пустую упаковку от таблеток или химиката, любую ерунду, которая так или иначе связана с совершенным мною актом разрушения. Иногда прихожу без всякой цели, просто потому, что гулял неподалеку. Но я прихожу сюда всегда, когда мне хочется подумать о чужих мирах и своей власти над ними.

Я сижу под деревом, закрыв глаза, и повторяю мысленно: «Не люди умирают, а миры…» Это значит, что можно уничтожить целый огромный мир, неповторимый, уникальный, единственный в своем роде. И сделать это не так уж сложно.

Для этого достаточно всего лишь…

Да. Спасибо, Учитель. Тебя давно нет со мной, но ты успел научить меня главному.