Евгений Свинаренко - Учитель-психопат

— Рудольф Вениаминович, все в порядке?

— Нет, не в порядке, — уныло ответил Готов.

Педагоги насторожились.

— Война? — попробовала пошутить Ермакова.

— Хуже, — всхлипнул Готов. — Смирнов умер.

— Типун Вам на язык, — фыркнула Сафронова, но любопытства не растеряла, — что Вы такое говорите?

— То, Надежда Ивановна, то, — обвинительно заявил Готов. — Радуйтесь. Король умер, да здравствует король. Принимайте бразды правления. Вы же об этом так мечтали.

— Перестаньте юродствовать. Расскажите лучше, что случилось.

— Вы, Надежда Ивановна, глухая, что ли? Смирнов, говорю, умер. Я зашел к нему, а он ба! Варька-секретарша голая лежит и кряхтит, а на ней шеф, синий весь. Сорок минут назад живой был, ссали вместе в туалете, он пердел еще.

— Надо пойти помочь, наверно, как-то… — растерянно предложил Дудник.

— Ха! Вы чего, Архип Африканыч, кому помогать? Ему уже ничем не поможешь. А если Вы об этой проститутке Варьке, то забудьте. Там скорая, менты: и первую медицинскую окажут, и юридическую консультацию дадут… Это надо ж… умереть на бабе. Какой пассаж. Моветон.

Все как один преподаватели поднялись и пошли смотреть на мертвого директора. Готов возглавил делегацию.

Директор оказался жив, здоров: сидел в рабочем кабинете. Варя печатала за компьютером. Уборщица мыла полы.

Сафронова вплотную приблизилась к руководителю школы и громко, чтобы все слышали, заявила:

— Владимир Константинович, Готов сказал, что Вы умерли.

Директор покосился на учителя истории. Готов запротестовал:

— Нет, нет, Владимир Константинович, я этого не говорил. Врет Надежда Ивановна, врет. Они сами все придумали. Они сказали: сейчас пойдем и директору на тебя нажалуемся, что ты слухи распускаешь, будто помер Владимир Константинович. Нас, говорят, больше, нам он поверит.

Сафронова нервно рассмеялась:

— У Рудольфа Вениаминовича не все дома. Он же издевается над нами. Владимир Константинович, я требую, примите меры. Или выбирайте: он или я…

— Конечно, я, — воскликнул Готов. — Я человек безобидный, карьеры никому не испорчу. А Вы, Надежда Ивановна, как дерьмо на глазу, так и норовите импичмент нашему дорогому Владимиру Константинович устроить. Не выйдет.

Директор хлопнул по столу ладошкой и, как бывает исключительно в редких случаях, раздраженно сказал:

— Надежда Ивановна, прекратите балаган. Что у Вас за привычка без стука врываться. Кто умер?! Где умер?! Ничего не понимаю. Идите все отсюда!.. Идите работайте!.. Рудольф Вениаминович, останьтесь, пожалуйста.

— Ну, знаете, — обиделась Сафронова, — я не потерплю такого обращения. А с Вами, товарищ Готов, у меня отдельный разговор будет.

— Всех товарищей еще в тридцать седьмом того, нынче одни граждане, — ликовал Готов.

Завуч со свитой вышла. Директор бросил Готову ключ, и тот закрыл дверь.

— Выпьете? — предложил директор.

— Почему бы и нет.

Смирнов поставил на стол бутылку дорогого коньяку и два стакана.

— Брат с севера привез, — похвастался он.

— Откуда? С севера? — иронично усомнился Готов.

— Что Вы смеетесь? У брата зарплата, только не падайте, 5 тысяч долларов в месяц. Представляете, в ме-ся-ц!

Готов сделал попытку дать оправдание иронии:

— Тогда понятно. Я думал, что коньяк на севере делают. А потом была мысль, что на севере Грузии или Армении. Не слыхал, чтобы у ханты-манси коньяк пятизвездочный в погребах завалялся. Не допетрил, что можно купить в…

Смирнов не стал дослушивать, разлил:

— Вздрогнем.

— А за что пьем, — спросил Готов.

— Не знаю.

— Тогда за Вас.

— Чего за меня пить-то?

— Не за Сафронову же…

— Коньяк дорогой, и тост должен соответствовать.

— Тогда за праздник.

— Какой праздник?

— За первое апреля хотя бы.

Несколько ночей не спал учитель, закладывая основы новой педагогической программы. Перерыл массу книг, исписал тонкую ученическую тетрадь, выпил десятки чашек кофе. От недосыпания стал раздражительным — накопилась усталость. На работе хотелось одного: спать, спать и спать.

Но целеустремленность дала все ж таки свои плоды. За полторы недели бессонных ночей основные тезисы программы были сформированы. Дело оставалось за малым: от основ перейти непосредственно к программе. Взяв отгул, Готов отправился к мэру города предлагать ноу хау.

Полный надежд от предстоящего визита, он ловко перепрыгивал через блестящие на солнце весенние ручейки. То и дело прижимал к себе дипломат, чтобы, не дай Бог, он случайно не раскрылся (такое на раз случалось) и содержимое не упало в лужу.

Подойдя к зданию мэрии, Готов на удачу скрестил пальцы, плюнул три раза через левое плечо и вошел.

В фойе встретил охранник:

— Вы к кому?

— К мэру, — бросил Готов, обходя охранника.

— Мэра нет, — охранник преградил ему путь.

— Молодой человек, соображаете, что говорите? — усмехнулся Готов, порываясь пройти. — Как мэра нет? Я за него голосовал. Мне, может быть, назначено.

— Если Вы на прием к мэру хотите, позвоните по внутреннему телефону 312 и спросите у секретаря. Вообще, мне кажется, сегодня не приемный день. Скажут пропустить, пропущу.

— Ну и порядки, — ворчал Готов, подходя к висящему на стене телефону. — Проще в Кремль к президенту пробраться. Какой, говорите, номер? 312? Алло, алло… приемная? Приемная мэра? Мне на прием к мэру надо, а на входе не пропускают. Фамилия? Готов Рудольф Вениаминович… Не Котов, а Готов. Через гэ. Жду, — ожидая ответа секретарши, Готов задорно подмигнул охраннику и отвернулся. — Ага… так… Тоже мне новость. Сам знаю, что не записан. Запишите, раз не записан… Кто, кто? Конь в кожаном пальто, вот кто я. Какая разница, кто я такой. Избиратель, житель города, преподаватель, человек, наконец. А? Не буду я через неделю никому звонить. У меня сегодня отгул. Я что, по-вашему, должен домой с пустыми карманами идти. Кому? Охраннику? Зачем? Пожалуйста…

Готов протянул охраннику трубку и громко шмыгнул носом.

— Хорошо… Понял… Ясно… — разговаривая по телефону, охранник покосился на Готова. — А с ним что делать? Понял…

Не дождавшись окончания разговора, учитель попробовал проскочить к лестнице.

— Стой! — крикнул охранник, догоняя Готова. — Вас не разрешили пускать.

— Ну, что еще, — сказал Готов так, как будто он сам мэр.

— Уходите, или я Вас выведу, — снял охранник с ремня резиновую дубинку.

Не поверив, что охранник может воспользоваться дубинкой в здании администрации, Готов принял начальственную позу:

— Но-но, полегче. Что Вы себе позволяете? Прекратите вести себя, как не знаю кто, или я буду вынужден. Вы хоть знаете, с кем разговариваете?

— Мужик, уйди по-хорошему. Прошу тебя. Не на базаре ведь. Зачем хулиганишь?