Илья Соколов - [Ночной ]{ кошмар}

А это ведь всего лишь зеркало в углу.

Также человечно как привидение инопланетянина.

«Вторая) (первая» Эмма широко раскроет страху глаза и, увидев всё то, что ты смог увидеть, поймёт, что больше не смотрит на своё отраженье…

Загробный крик — и зеркало кошмара уносит ветер тьмы.

Сквозь грязь закрытого в себе пространства доносится взрыв голосов, которые безмерно застывают в Эмме.

Но один заблудившийся снаружи голос попадает в мечущуюся по хижине ворону, точно прожжённая кислотой мусорная корзина в канаву, словно сердце мишени в неподвижно зависшую пулю…

«Твои шаги преследуют меня…

Сейчас всё ещё лето.

Луна — как обручальное кольцо. Как дуло пистолета.

Круг черноты внутри. Глазница пустоты.

Мы выходим на вымерший пляж, а море выглядит зеркальною пустыней.

И на песке твои шаги теряют звук.

Мы смотрим в тёмные волны, нам даже кажется, что море оживёт — из глубины на сушу выйдет монстр, похожий на кошмар из отражений…

Но воды этой ночью тихи.

Этой ночью мы видим город опустевшим.

Твои шаги преследуют меня — этой ночью…

Заходим в старый дом, а он огромен: сотни комнат.

Главный коридор такой длины, что когда ты уходишь в один его конец, а я пою „Nightmare“ в другом — меня не слышишь, только шёпот.

Ты возвращаешься и объясняешь: почти весь звук уходит в комнаты на этаже.

Старый отель — все номера для нас открыты, выбирай любой.

Но ты не хочешь: слишком скучно.

Уже на улице твои шаги опять преследуют меня…

Внезапно зал открытого кафе.

Садимся на террасе, столик в центре. Вокруг лишь темнота кружиться на ветру.

Во взгляде взгляд. Тепло растает отраженьем…

И напряжение растёт как звук на гранях тишины.

Я предлагаю всё закончить.

Но ты не хочешь: слишком это всё легко.

Тогда пройдёмся через парк…

Деревья в темноте — печальные изгибы. Шептанье ветра / снова тишина.

Ты смотришь в небо — полая луна. Нездешний свет лежит на островках полян.

Сорвёшь цветок — он тут же потеряет цвет.

Но ароматом хоть немножко будешь пьян…

Парк падает во тьму за нами.

Пустынный город здесь как будто бы влезает на холмы. Ступени-улицы. Идём под сумрачными облаками…

Все выходы, прощанья и потери: всего лишь двери мимо нас…

Мои шаги, конечно же, твои.

А город умер. Навсегда.

Тьма рассыпается под уличными фонарями…

И здесь любой свободен путь. Для нас.

Сейчас всё ещё лето…»

И Эмма всё-таки глаза свои открыла.

Отчаянный вдох темноты…

По хижине в кромешной тишине порхают чёрно-белым чьи-то перья.

Потусторонне гаснет свет…Смешалось будущее с мёртвым настоящим.

Но Эмма только на мгновение забыла, кто ты…

Как голос призрака, из медальона Эммы родился тусклый луч.

А стены хижины как будто бы исчезли…

Девчонка-экзорцист теперь одна в центральной точке бесконечной Тьмы.

(Трёхмерный голос Режиссёра: «Но если же — одна, то почему там с ней ещё и ЭТО?!»)

А жёлто-серый бледный луч испуганно хватает что-то…

Оно, похожее на мертвеца, который больше не похож ни на себя, ни на жертву случайного счастья, просто стоит {как человекообразное слизистое желе} неподалёку… Стоит до тех пор, пока не начинает приближаться.

И Эмма слышит, как оно «дышит». Такой, знаешь ли, морщинистый звук.

С неотвратимостью судьбы самоубийцы оно каждую секунду на шаг дальше от благополучного исхода. К Эмме подбирается страх, хватает когтями за платье. Теперь она в его объятьях.

Оно теперь шепчет ей в ухо (слова скользят по щеке, как осенние листья по могильному камню):

«Дети с гвоздями, вбитыми в обугленные любовью черепа, атакуют твой дом на отшибе…Ты собирался просто позавтракать, но вместо тостов и кофе — неожиданный бой с кошмарными детьми-мертвецами… Если хватит храбрости глянуть в окно, увидишь одного мальчика в окровавленной майке доставщика пиццы… Всё-таки было бы кстати перекусить, пока время есть…

Пальцы того парнишки вырваны, а на их место вставлены острые гвозди длинной в скорость мысли среднестатистического человека…Помочь тебе никто не сможет — слишком твой дом далеко от нормального мира…

Легион мёртвых детей уже ломится в двери…Ты бежишь вверх по лестнице, хочешь укрыться в комнате на втором этаже… Резко дёргаешь ручку, но ничего не происходит… Дверь заперта…А дети гвоздеголовой толпой уже в доме…

Всё внезапно стихает…

Сейчас ты всех их увидишь… Ну вот и они…

Какая-то девочка зацепилась гвоздями в голени за край верхней ступеньки…

Безвекие глаза полны кровавых слёз (ей жаль, не сможет до тебя добраться)…

Но остальные „держат строй“, не торопясь идут к тебе по коридору [гвозди остро карябают стену, оставляя дому кошмарные шрамы]… Но ничего, думаешь ты, другой жилец поклеит обои — и…

Мёртвые дети вдавили тебя в закрытую дверь… Они прибивают к ней твоё тело… Прибивают гвоздями, растущими из собственных тел… И каждый из этих детей кричит твоим криком… Они обнимают тебя…

Перед тем, как исчезнуть, ты всё вспоминаешь…

Ты вспоминаешь, что дверь заперта потому, что ты сам закрыл её изнутри перед смертью…»

Оно лишь слышит тихий голос Эммы:

— Если не перестанешь, порушу всю готику…

Но только крепче ядовитые объятья.

Чтобы вырваться, ей нужно «убежать» в воспоминанья.

— Эмка, смотри, что я нашёл…

— Книжка. Где ты её откопал?

Сине-жёлтый день. На небе после дождя прозрачная радуга.

Мальчик и девочка идут по летнему лугу, любуясь полётами бабочек.

— Пошли на наше место…

Словно своя планета внутри чужой планеты, высокий холм над полумесяцем реки. На нём в лесу воспоминаний оставлен идеальный круг поляны.

«Забытый древними цивилизациями или пришельцами других миров, этот… „предмет“ находится здесь со времён появления памяти.»

— Ты знаешь, рядом с ним начинаешь чувствовать, насколько существо «человек» ничего не значит.

— Для кого не значит? Для человека?

— Заметил, он опять лежит не там, где раньше…

Каждый раз зеркальный Камень менял положенье. Всегда, сколько бы раз они сюда не приходили, Камень оказывался на новом месте и вокруг него неизменно был слышен немного пугающий шум, к которому Эмма и Кори сумели привыкнуть.

Они уселись на солнышке. Кори раскрыл книжку на начале, но Эмма забрала её у него и, смеясь над озадаченным видом друга, стала листать лица страниц.

Остановилась она только там, где он сказал «хватит».

Эмма облизнула чуть пересохшие губы, улыбнулась и стала читать:

«Как только „выходные“ двери, протяжно заорав от удовольствия, захлопнулись, их сразу охватила тьма, с которой Кот начал отважно сражаться, то и дело поскальзываясь, падая, натыкаясь на стены.