Александр Шакилов - Культурный герой

…В один из тех жарких летних вечеров, которые по сути своей холодные зимние вечера, поскольку других вечеров в Арктике не бывает… Так вот, Игрек сидел на льдине и смотрел на приближающуюся Медузу Горгону. Медуза наплывала из-подо льда медленно, но неизбежно, волосы ее, словно наэлектризованные, шевелились, а губы раскрывались в предвкушении поцелуя. Когда-то, на черноморском побережье, Игрек сравнил бы эти губы с ломтиками грейпфрута, набухшими пурпурным соком. Теперь бы он сравнил их с кое-чем другим, но охота сравнивать отпала. Огромные, широко распахнутые глаза Медузы отражали полярное сияние, и небо, и космос, и летучие корабли инопланетных захватчиков, спешащих на зов, — а в сущности, не отражали ничего, кроме черной глубины Медузьего сердца. Игрек с трудом оторвал взгляд от этих манящих глаз и пробормотал: «Помогите». Он оглянулся, как будто ожидал увидеть спешащих на помощь — может быть, Веньку в дурацких широких плавках, и набычившегося Вовку, и Ирку с красками и этюдником. Однако вокруг только плескалась вода, и далеко, на горизонте, нестерпимо блестела Стена. Даже снега не было — весь снег снесло взрывом, и остался лишь ослепительно чистый лед и Медуза под ним. Она была уже совсем близко. Игрек откашлялся и снова позвал: «Помогите. Кто-нибудь…» А за его спиной, у выкорчеванных опор радара, ветер-шутник складывал мелкие льдинки в слова. Точнее, всего одно слово, и слово это было…

Здесь было правильно: без задрочек в полвиста.

А запахи засуньте поглубже: у Старлея гайморит. Уж если офицеру ВКС чихать трижды мимо, то вам и подавно сгодится атмосфера на закате дня.

Атмосфера, кстати, была не ахти. Поначалу. Потом привыкли, втянулись, некоторые даже обнаглели насчет задуматься, кому все это нужно, кто эти шутки оплачивает. Таких в расход схомячили быстро. Старлей, если вы не в курсе, идиот наследственный, даже справка есть, сориентировался мгновенно — думать за сутки разучился. Он теперь молчаливый, словно килька в томате. Не зря в учебке закрепленный майор его в пример перед строем ставил (иногда — рачком), мол, Старлей и такой и эдакий, и вообще молодца, и далеко пойдет.

И Старлей пошел. Лицом к стенке. К Стене то есть.

С пожрать поначалу тоже не заладилось. Как и все вообще c того удара по яйцам. Потом, когда умные вскрылись, стало легче. Жаль, умных на всех не напасешься. Редкий, гы-гы, исчезающий вид. Только комсостав побаловать и может. Но кое-что и младшим чинам обламывалось, а как же…

— Эй, Старлей, упасть-отжаться раз-два-взяли?!

— Так точно! — И ведь падает, и отжимается.

А куда, на? Все честно, аккурат по уставу. Сегодня ты, завтра я. Ротация кадров, так это у тушканчегов называется. А Земля всегда ратует за передовые технологии и обмен опытом. Только тушканчеги хитрые, сцуки: типа вы нам планету, мы вам экспансию. Вы нам атмосферу, мы вам хронический гайморит. Мы вам Стену, бу-га-га, а вы вам продразверстку в сжатые сроки.

Благодать типа.

— Эй, Старлей, пиво будешь?!

— Так точно!

— Ну, пей… — Вялая струйка мочи комками впитывается в рассыпанный по земле цемент.

Пить так пить. Если Родина прикажет, кто же Родине откажет?

Стена у блокпоста бригады ОсНаза по утренней сводке что-то около двух кэмэ высотой, микроны засуньте себе и проверните. Нижние слои, метров двести примерно, сплошь гранит и базальт, пласты нержавейки и кирпичная кладка. Титан еще, стронций разный, уран-плутоний, ну, по мелочам, от которых счетчик Гейгера ругается, а грифы выводят безглазых цыплят. Там, где кирпичи, это ВКС расстарались. Согласно официальной версии, Стена есть производное от гения людского разума. Смутно верится, что гениям делать было нечего, столько урана переводить. Это ж ядерных ракет малой (не говоря уже о средней) дальности можно было пару тысяч наклепать! И аста ла виста, тушканчеги, гоу хоум!

Старлей уверен: Стена — дело рук (манипуляторов, щупальцев) пришельцев. Люди ни в чем не виноваты.

Звезды — как на погонах генерала: сплошной крупняк, небо чистое-чистое. Взгляд привычно игнорирует рекламные голограммы, что транслирует вышка, смонтированная по соседству неделю назад. Ну, блин, не жалко бабла пиарщикам: пройдет пару дней, максимум десять, и вышку смоет застройка, ибо Стена — явление отнюдь не статичное. Старлей жадно курит, схватив сигарету тремя пальцами и кусая фильтр так, чтоб не намочить губами. Старлей разрешает себе расслабиться: иногда есть резон стравить пар и побыть человеком. Пока никто не видит.

Бля-а-ааа, аж слезы на щеках. Ёлы, надежд-то было сколько, а? Не жизнь, а сплошная вера в будущее. Мы — лучше! Мы — передовой отряд Вселенной! Мы — обуздали атом, вакуум и плоскостопие! Нам — черные дыры по причинное место!

Надежды — это хорошо. А реальность вокруг еще лучше. Особенно когда тебя берут в три ночи, вытряхнув из теплой постели и двинув прикладом в череп.

— Как зовут?! — оч-чень вежливо интересуются, так вежливо, что странно даже.

А ты, не чувствуя подвоха, блеешь что-то вроде:

— Васс-ссс-я-ааа-а, при-яя-ааа-атна-а-аа…

— Познакомиться?

— Да.

И опять прикладом. В пах. Кадету ВКС яйца как плохому танцору.

Идти не можешь, потому по лестничным пролетам катишься. Если докатился с двенадцатого и живой еще, значит, для армии ты уже не допустимая потеря, но почти что воин. Лавочка у входа в подъезд припорошена черным снегом, надутым от танкового завода. Луна в три четверти. А вас пятеро таких пригожих, ничуть не сонных. Сколько есть. Две сломанных руки, одна нога, с ребрами напряг и гематомы ниже пупка — бывает, так надо. Методика воспитательной работы — это не «уд» за поведение в дневнике, это гораздо эффективней. Маму в школу, папу на педсовет? Что вы, пусть работают, не отвлекайте граждан от перевыполнения плана по производству резиновых уплотнителей масленок заднего моста Т-120 «Агрессор».

Пяткам холодно. И не мешало бы посетить отхожее место. Опять же лает саабаачкаа, клыки слюнявит, укусить норовит. Если две недели подряд кормить питбуля навозом тушканчега, пес превратиться в саабаачкуу. Или даже в саааабааачкууу.

— Вы все — жирное вонючее сало! У меня от вас нос заложило, щщщетт! Меня от вас тошнит! — Голос не то чтобы громкий, но резкий, как циркулярка, отхватывающая палец, — а вот не клади.

Ты удивлен: какое сало? Нет у тебя никакого сала, одни только кости, да и те б/у, отбивные такие кости, суповой набор третьей категории.

— Я не сало! — Это рядом кто-то шибко умный нарисовался.

— Да?! Не сало?!. — Голос становится сладким, как сто граммов сахара в стакане кипятка. — Хороший ты мой! Золотой почти! У, ты какой не сало! — И с надеждой: — Еще не сало есть?