Александр Шакилов - Культурный герой

Раввин набычился:

— Чего вам от меня надо?

— Я слышал, уважаемый, что в вашей ешиве открылся гончарный кружок. Я бы хотел записаться.

Ребе Йозеф побелел как стена. Черная борода его тряслась и дрожала нижняя челюсть, когда он с трудом проговорил:

— Вы хоть соображаете, о чем просите, богохульник?

— О, более чем. Я всегда взвешиваю все «за» и «против».

Когда Кир завершил беседу с пражанином и вернулся к пирующим, веселье уже разгорелось вовсю. Парочки сношались прямо под ногами, пьяная вакханка лупила всех своим тирсом, Джентльмен тискал сиськи оправившейся от шока дриады Фаины. Кир пробился сквозь толпу. Ирка стояла у бочонка с гранатовым вином в одиночестве. Несколько темных капель перекатывались на дне пластикового стаканчика. Кир вышиб стакан у нее из руки и тряхнул девушку за плечи.

— Зачем ты это сделала?

Ирка посмотрела на него снизу вверх, и взгляд ее был мудр и печален.

— Не беспокойся, милый Кир. Это вино не может мне повредить.

КОНЕЦ ИНТЕРЛЮДИИ № 2

— Папа?!

— Да не ори, слышу, — откликнулась голова. Бородатый высунул из разлома руки, подтянулся и вылез целиком. Обряжен гость был в убогое рубище, порядком изгваздавшееся в пыли и стеклянной крошке.

— Ты умер, — мрачно сказал Кир. — Тебя нет. Я брежу.

— Конечно, я умер, — подтвердил визитер, отряхиваясь. — Конечно, меня нет, и конечно, ты бредишь, но что это меняет?

Отпихнув тлеющие скелеты, он подошел к сидящему на полу Киру и протянул ему руку. Кир руку взял. Рука была тощей, костистой, но мощной и с легкостью вздернула юношу на ноги.

Гость огляделся:

— Это твоя камера? Ага? Хороший метраж. Ты бы посмотрел, в какую дыру запихнули меня.

Он по-хозяйски прошел к нарам и уселся. Похлопал по тощему матрасу рядом с собой. Киру ничего не оставалось, как присесть рядом с гостем. Гость отложил алмазную суповую ложку, которой, похоже, он и прорубал проход в обсидиане, и уставился на Кира:

— А ты возмужал. Подрос. Хотя, конечно, до меня тебе далеко. Дохлячок, весь в мать.

— Что ты здесь делаешь?

— Я здесь, как ты мог бы заметить, трачу драгоценное время на беседу с тобой, хотя полезней бы было вернуться в мою камеру и начать копать в противоположном направлении.

Тут гость — отныне будем считать его Жор-Элем, бывшим Хранителем этой прекрасной планеты, а ныне просто жалкой треской — залез в карман своего рубища и извлек что-то по виду напоминавшее пригоршню сухого козьего помета. Гость закинул что-то в рот и раскусил. По камере разнесся гнилостный запах. Кир поморщился.

— Зря морщишься. Конечно, с наркотой всеведения, тебе известной под названием Е-четырнадцать-двадцать восемь, это не сравнить, но тоже штука мощная. Печень летучих мышей, подвергшихся космическому облучению в центре пирамиды…

— Стоп. Откуда ты знаешь про Е-четырнадцать-двадцать восемь?

— Как же мне не знать, если я его синтезировал? Для личных нужд, не для распространения с целью обогащения.

Кир тряхнул головой:

— Допустим. Но откуда тебе известно земное название? — Подумав, он добавил: — Это наверняка означает, что тебя нет и ничего кругом нет, а я просто брежу, умирая от змеееииного яда. Ты — моя галлюцинация. Угасающий мозг обращается к детским впечатлениям… — Юноша удовлетворенно улыбнулся. Логика — вещь универсальная, межпланетная и всеобъемлющая. Только на логику и можно опереться в подобных ситуациях — даже когда выводы, к которым она приводит, весьма печальны. Кир намеревался продолжить свое рассуждение, однако удар крепкого отцовского кулака скинул его с нар и швырнул на пол.

— Соберись, — сказал Жор-Эль. — Конечно, я твоя галлюцинация. Но это отнюдь не значит, что ты можешь опустить руки и предаться унынию. Мой сын, наследник славы Криптона, не будет покорно ожидать, пока гнусный предатель решит его судьбу.

— Какой именно из предателей? — злобно спросил Кир, потирая разбитую скулу. — И с какой стати ты тут вообще распоряжаешься? Катился бы в свою камеру, или откуда ты там пришел.

— Именно так я и поступлю, — ответил Жор-Эль и с неожиданной бойкостью вскочил с нар. — Поскольку печень летучей мыши, обладающая некоторыми интересными свойствами, только что подсказала мне, что сюда идут. Если не ошибаюсь, это прислужники гнусного Зода, которым был отдан приказ доставить тебя к их господину. Так вот, сынок, когда аудиенция закончится и тебя швырнут обратно в сей угрюмый застенок — если, конечно, Зод не предложит тебе разделить с ним власть над миром, в чем лично я сомневаюсь, — короче, когда, избитый и сломленный морально и физически, ты вернешься сюда, спустись в прорытый мной тоннель и навести меня. Нам нужно побеседовать. — С этими словами старик ловко ввинтился в дыру в полу, не забыв прикрыть вход за собой обугленным скелетом. Кир, чертыхаясь, оперся на нары и встал — как раз вовремя, ибо часть стены заодно с фальшивой дверью отъехала в сторону, и в отверстии показались фигуры с факелами.

ИНТЕРЛЮДИЯ № 3. МАЛЬЧИК-ЖИЗНЬ

Медведь: Я отказался от нее.

Кир оставил Ирку в лечебнице, заплатив за персональную палату. Огромных прозрачных пауков под потолком и паутину он выжег синими молниями, так что комната стала почти уютной. Пока он выжигал пауков, Ирка сидела на кровати с планшетом и рисовала портрет Кира. «Это чтобы я не забыла, как ты выглядишь», — пояснила она.

Кир велел Ирке выплевывать нейролептики в унитаз и пообещал, что через месяц вернется с Венькой. Затем он отправился к Джентльмену.

Джентльмен занимался биохимическими опытами. Точнее, он пытался выяснить, улучшится ли вкус национального горского напитка чачи, если добавить в бродильный чан сухих гранатовых косточек. В подвальной квартирке невыносимо пахло кислятиной. Джентльмен согласился присматривать за Иркой в отсутствие Кира и даже заносить бульон. Правда, времени у Джентльмена было немного — он собирался вернуться на службу.

— Стосковался я по казарме, — пожаловался Джентльмен. — Всё же мы, Зоды, армейская косточка, все в роду сдохли не своей смертью в постельке, а на поле брани.

— С кем браниться собираемся? — спросил на всякий случай Кир.

— Ты мне про Прагу рассказал? Нет? Ну и я промолчу. Ты со своей Ириной хоть потрахаться успел?

Кир не ответил.

В подвале ешивы было холодно и сыро, и адидасовская куртка грела слабо. Глина липла к пальцам, гончарное колесо все никак не хотело раскручиваться, и вдобавок сверху доносились заунывные песнопения ешивотников: Судный День, сдача подписей, ангелы уже составили списки, так что горло драть было, в общем, без толку. Ребе Йозеф неохотно согласился обучить Кира основам гончарного мастерства. Первые изделия Кира были все как на подбор кривобоки и при обжиге трескались. Наконец, после двух недель работы, Киру удалось добиться пристойного результата. Результат был толстоват и сыроват, лопоух, лицом глуп, ну да оно и к лучшему: чем меньше sexual appeal, тем мне козырней, решил Кир.