Михаил Кизилов - Капитан

— Нет, что вы, товарищ лейтенант, вкусно, но очень жарко, много не съешь.

Пошел к старпому:

— Иван Степанович, много за борт летит, в том числе белый хлеб.

— И я о том же. Вспомни молодость, поговори с моряками на комсомольском собрании. Прикажи Карышеву выдавать неполную порцию хлеба, кому не хватит, еще раз придут. Никто тебя не упрекнет в недовыдаче, наоборот. Если моряк хлеб выбрасывает — это плохо. Но нужно не в строю им это втолковывать, а на собрании душевным языком говорить.

К комсомольскому собранию я готовился тщательно. Обложился справочной литературой, написал целый доклад, даже кое-что раскопал из истории снабжения английского флота.

Собрание устроили в клубе. Долго думал, с чего начать. Встал на трибуну, посмотрел в зал. Моряки сидели молча, без всякого интереса, особенно корабельные интеллигенты — БЧ-4 и РТС. Начал с того, что в XI–XII веках английским морякам пищу выдавали один раз в день, что самыми важными продуктами были пиво и мясо. При упоминании о пиве по залу-клубу прокатился гул одобрения. В глазах появился интерес. Дальше было проще. Рассказал, что в 1831 году пиво было отменено, а в 1907 году солонина, что только в 1825 году в рацион моряков были включены свежее мясо, овощи и свежий хлеб. Не удержался и прочитал весь перечень продуктов, который был в 1907 году: 225 граммов мяса, 450 граммов овощей, 112 граммов сахара, 450 граммов хлеба, сгущенное молоко и варенье. В целом выступление принимали хорошо, заинтересованно. Не стал рассказывать, что такое хлеб в настоящее время: больше половины моряков из села, знают это лучше меня. Объяснил про экономию. Поддержали.

Расходились, громко обсуждая пиво, солонину и Кононовича.

На следующий день Карышев гонял ершистых:

— Гуляй вальсом, не хватит — придешь еще раз.

Пришли только двое.

Прибежал рассыльный:

— Товарищ лейтенант, вас командир на мостик вызывает!

К форме «трусы — пилотка», в которой мы щеголяем, добавляю шорты и рубашку с погонами, иду на мостик. Докладываю о прибытии. На мостике кроме командира находится и контр-адмирал Сомов — командир соединения. Высокий, спортивного склада. Про него говорили, что моряк он потомственный, из известной флотской династии… В море провел большую часть своей жизни, половина которой отдана подлодкам-дизелюхам. Ему сорок два года, но смотрится намного старше из-за резких складок у рта и густой седой шевелюры. Он с любопытством оглядел меня и протянул бланк радиограммы:

— Ознакомьтесь с этим, лейтенант, и примите нужные меры.

Наученный Вересовым строить служебные отношения с офицерами походного штаба, я демонстративно прошу у него разрешения обратиться к командиру. После адмиральского «добро» с невинной физиономией уточняю:

— Товарищ командир, указание товарища адмирала следует воспринимать как ваш приказ?

Командир сначала не понял, потом в его глазах заиграла довольная смешинка, и он добродушно изрек:

— Безусловно!

Поворачиваюсь к адмиралу и беру у него радиограмму. Сомов смотрит на меня с недоумением, потом улыбается:

— Ну и ну! Андрей Андреевич, и нахальные же ребятишки у тебя служат. Откуда таких выпускают? Адмирала побоку, главное — командир. Ну и дела! Из студентов, наверное? — обращаясь уже ко мне, спрашивает он.

— Так точно! Студент.

— А впрочем, правильно! — вдруг серьезно резюмировал он. — Командир есть командир!

Я пробежал глазами текст радиограммы: «Хлеба, хлеба, хлеба и зрелищ» — и выжидающе посмотрел на адмирала. Уловив в моих глазах вопрос, он пояснил ситуацию:

— У нас на лодках ребята тоже с юмором служат. Завтра будет встреча с одной лодкой. У них неделю назад закончился хлеб, на галетах и печенье сидят. Потому так лаконично и выражаются. Сегодня испеките хлеба из расчета, чтобы они могли с собой взять. Сколько вы можете за тридцать шесть часов испечь хлеба? После моего доклада он удовлетворенно кивает головой:

— Вполне достаточно! Кроме хлеба выдайте все, что им положено. Все понятно?

— Все!

— Тогда добро, свободны.

Через час совещание с офицерами проводил старпом:

— Товарищи, завтра встреча с мастерами торпедных ударов. Передадим им топливо и другие необходимые материалы. Торпеды — не будем. Вересову продумать систему загрузки с двух кранов и скоординировать действия всех служб и подразделений. Передадим им все, что положено. Они скоро пойдут домой.

Я с восьми до двенадцати на вахте. Прекрасная погода, почти полный штиль, чуть-чуть тянет ветерком, пока не жарко. В десять часов на мостике появился адмирал, спросил, когда была связь с лодкой, потом поинтересовался:

— Давно ли сдал на допуск на самостоятельное несение вахты?

— Не очень, — ответил я не по-уставному.

— Нравится?

— Лучше, чем интендантством заниматься!

Адмирал снял солнцезащитные очки, внимательно посмотрел на меня, а потом, медленно подбирая слова, стал размышлять:

— А вот это ты, лейтенант, зря! За хорошего снабженца я, не задумываясь, трех вахтенных офицеров сменяю да еще и коньяк поставлю. Потому как снабжение в армии вещь великая, а на флоте и того больше. Не буду тебе прописные истины втолковывать насчет важности хорошего харча. Скажу о другом. Вот ты со своей службой несколько дней назад испорченную рыбу выбрасывал. Сложно тебя винить в том, потому что не научили тебя, что в такие походы нельзя брать рыбу. Консервы получать надо. Но консервы находятся на другом складе, гораздо дальше от места загрузки. Снег, метель, машины идут тяжело. Вот нам и дали рыбку. Мне не до продуктов было, командиру тоже, а ты по неопытности даже не задумался об этом. Но я не про это… Думаешь, не знал начпрод соединения, когда подписывал бумаги о загрузке? Знал, — отвечая самому себе, с озлоблением произнес он. — Знал, что рано или поздно выбросишь эту рыбу, но загрузил и доложил об успешной погрузке. И самое обидное, что я его официально за жабры не могу взять. Мне тут же скажут: а куда сами смотрели? Так что учись, Сергеев, запоминай! Думаю, что после этого похода на порядок выше многих береговиков будешь, потому что море учит гораздо быстрее и лучше, чем берег.

Мы стояли на правом крыле мостика, плавбаза шла постоянным курсом. Командир, видя, что адмирал разговорился, не перебивал его и не отвлекал, но я чувствовал себя неудобно — все-таки на вахте. Адмирал заметил мое беспокойство.

— Андрей Андреевич, — обратился он к командиру, — ты не против, если я, пользуясь случаем, лейтенанта жизни поучу?

И, не дожидаясь ответа, снова повернулся ко мне:

— Важно, чтобы из этого похода ты честным человеком вернулся, чтобы не научился разные там делишки обделывать… Обидно, когда мы большие дела делаем, а какая-то гниль может использовать это в личных целях. Безжалостно таких расстреливал бы! — глаза его злобно сверкнули.