Анхелес Касо - Навстречу ветру

В Лиссабоне все это было просто устроить. К счастью, Лиа работала на себя. Она владела парикмахерской, где у нее работало двое подчиненных, и могла отлучаться когда угодно. Если Сан работала до вечера, она могла присмотреть за ребенком после садика или школы. И еще всегда, когда не было уроков, но был рабочий день. Через выходные Андрэ будет проводить время с отцом, конечно же. Таким образом, Сан сможет располагать собственной жизнью, временем, чтобы встретиться с подругами, сходить за покупками, на танцы, подойти к гимназии или просто остаться на диване, смотреть телевизор и отдыхать.

Тем не менее, Сан никак не могла решиться принять предложение. Она понимала, что так будет лучше для всех. Это даже было правильным, ребенок, который воспитывается рядом с женщиной и мужчиной. Она вспоминала свое детство дочери матери-одиночки, как она бесконечное количество раз задавалась вопросом, кто ее отец, и хотела с ним познакомиться, как много лет смотрела на каждого мужчину, который казался ей добрым, и говорила себе, что, может, это он, тот, который выгружал рыбу в порту Карвоэйроса, с огромной улыбкой, безупречными зубами и мелкими морщинками возле уголков глаз. Или учитель, который приходил в школу всегда в белоснежной, только что отглаженной рубашке и обнимал детей, когда они падали во дворе и плакали. Иногда она бросалась на землю и делала вид, что поранилась, только затем, чтобы учитель поднял ее. Ей не хотелось, чтобы ее сын вынужден был жить и мечтать, что его обнимет мужчина. Но было нечто, что не давало ей принять решение. Как будто далекий голос в ее голове пытался предупредить ее, что, если она вернется, она и Андрэ подвергнутся опасности. Она доверяла Лии. Сан была уверена, что она ей ни разу не солгала, и что она будет заботиться о ее сыне как о своем собственном, которого потеряла еще младенцем из-за лихорадки, распространившейся в ее районе в Луанде. Но ей казалось, что за добрыми словами Бигадора, за его нежностью к ребенку, за его стремлением заботиться о нем, билось что-то темное и опасное, что-то, что могло вырваться в любой момент, сметая все вокруг. Ярость и пламя.

После того, как умерла старушка, за которой она ухаживала, когда ловушка гарпии, сопровождавшей ее, распре делилась по всему Мадриду и наглухо закрыла перед ней двери всех домов, магазинов, баров, мастерских и фабрик, когда через два месяца ожидания она убедилась, что невозможно найти работу, а деньги заканчиваются, Сан поняла, что у нее нет другого выхода, кроме как вернуться. Если бы она была одна, она бы выстояла. Она бы ела кусочки хлеба, или совсем ничего, спала бы в подъездах или в темных дырах метро, зажгла бы свечи и танцевала по ночам в парках среди каштанов и магнолий, чтобы спугнуть невезение. Она бы ждала до тех пор, пока не увидела, как невезение поднимается ввысь и исчезает среди облаков, испаряясь, словно изможденная и поверженная тень. Но сейчас она мать. Ее собственная жизнь менее важна, чем жизнь ее сына, и ей нужно смириться и принять реальность. Как будто все неизбежно подталкивало ее в Лиссабон. Возможно, кто-то, какая-то неведомая и темная сила, начертала ее жизнь еще до того, как она родилась. Может быть, Бог или кто угодно, кто управляет нитями хрупкого человеческого существования, развлекался, играя с судьбами людей. В любом случае, было очевидно, что ей было суждено вернуться в этот город, ближе к Бигадору. Лучше было заглушить предупреждающий голос, заткнуть уши и перестать обращать внимание на него. Просто спокойно упаковать чемодан и начать все сначала.

Я и Зенайда никак не могли убедить ее остаться. Это не удалось и Лилиане, которая несколько дней подряд ей звонила и пыталась заставить ее понять, что, возможно, это плохая затея. Все мы боялись того, что могло с ней случиться. Никто из нас до конца не верил в новоявленную добродетель Бигадора. Но Сан приняла свое решение и уже не собиралась идти на попятную. В глубине души все мы понимали ее и думали, что на ее месте сделали бы то же самое. В конце концов, мы поддержали и подбодрили ее, силясь поверить в то, что этот мужчина на самом деле изменился. Кто полностью уверен в том, что плохой человек не способен измениться, отбросить подальше жестокость, словно змея, меняющая кожу, и оставить ее позади, высохшую и пыльную? Разве мы подчинены такому разнообразию химических процессов в нашем мозгу? Разве каждый из нас не переживает периоды, в которые мы чувствуем себя более нервными, или более спокойными, более веселыми или более пессимистами? Разве я сама не пережила только что этап прострации и теперь, тем не менее, чувствовала себя спокойно? Возможно, и Бигадор тоже примирился с жизнью и со своими страстями. Да, несомненно, то, что ждало Сан и Андрэ в Лиссабоне, было хорошим.

Зенайда со своими дочерями и я пошли попрощаться с ними на автобусную станцию. Мы пытались улыбаться и скрывать свою грусть по поводу их отъезда. Мы шутили, обещали приехать их навестить, как только сможем, и приютить их у себя дома, если они захотят приехать. И махали руками, когда автобус отъезжал, как будто на празднике, в то время как Андрэ прощался с нами так воодушевленно и радостно, как только могут дети, а Сан прижималась лбом к стеклу, и издалека мы видели, как из глаз у нее стекают ужасно грустные, молчаливые огромные слезы.

Я позвонила ей на следующий день. Она сказала, что все хорошо. Лиа нашла для них комнату близко от квартиры Бигадора и от ее собственной парикмахерской. Это был спокойный и чистый дом, и этого ей было достаточно. В тот же вечер у нее было собеседование на должность официантки в кафе в торговом центре Чиадо. А что касается Андрэ, он был в восторге от своего отца. Предыдущую ночь, когда они только приехали из Мадрида, ребенок захотел ночевать у него. И вернулся утром довольный и ласковый. Это было самое главное.

Известия приходили неспешно, сыпались, словно звенья цепи, которая мягко закрывается: работа, помощь, которую Бигадор и Лиа оказывают ей, заботясь о ребенке, финансовая поддержка, хорошие отношения между четверыми, радость от убеждения, что не ошиблась, решив вернуться, и что, наоборот, все было гораздо лучше того, что она предполагала. И еще появилась новая любовь, Луис, португалец, с которым она познакомилась, подавая чай в кафе, где работала. Профессор математики в институте, любезный и такой робкий, что, неоднократно замечая, как он тайно смотрит на нее издалека, поняв, что ей нравится его бледное лицо и манера улыбаться, морща при этом нос, и что скучает по нему, когда он не приходит в обычное время, пришлось ей самой спросить однажды угрюм, протирая столик, можно ли с ним встретиться как-нибудь в другом месте.

Поначалу я звонила каждую неделю. Потом, как водится, я стала звонить реже. Пока не наступил ноябрь 2006 года и прошел почти год с момента отъезда Сан и Андрэ. Однажды поздней ночью в моей квартире раздался телефонный звонок. Я быстро вскочила с постели, встревоженная, думая, что, может быть, что-то случилось с бабушкой или с мамой. Звонила Зенайда. Она только что разговаривала с Сан и позвонила мне все рассказать. Ярость и пламя вырвались на свободу.