Лаура Рестрепо - Ангел из Галилеи

— Нужно подождать здесь, — приказала Крусифиха. Слабый луч ее фонарика плясал, выхватывая из темноты участки выщербленных каменных стен.

Не очень-то приятно ждать в темноте появления кого-то неизвестного, особенно если предполагается, что у него есть крылья и он может спикировать сверху. Люди вокруг заметно нервничали, мы сбились в более плотную группу и громче запели Серафимову песнь — ведь это был единственный способ наладить контакт со сверхъестественным миром. Я начала сомневаться, было ли долетевшее до меня дуновение настоящим ветром — скорее всего летучие мыши касались нас своими крыльями. А вдруг внизу бегают крысы? Так как было невозможно вести счет времени, все словно замерло, реальный мир остался там, с другой стороны, клаустрофобия — или страх? — сдавливала горло.

То и дело кто-нибудь кашлял, а эхо отвечало: «Свят, свят, свят… Свят Господь…»

Я слышала звуки: словно потрескивал огонь или шумели грунтовые воды. А может, то было ворчание бурой темноты. Неожиданно сосед прошептал мне на ухо:

— Я чувствую — он рядом…

— Ангел? — Мой голос тоже был еле слышен.

— Да.

— Но как вы узнали?

— А вы не понимаете? Не ощущаете, как воздух наполнился его присутствием?

Я ощущала лишь, что горло сжимается все сильнее, и видела, как Крусифиха проделывает странные манипуляции: она отражала свет фонарика от зеркальца в пудренице, передавая что-то типа коротких и прерывистых световых сигналов. Как бы то ни было, я ответила соседу, что да, я тоже чувствую, он рядом, и, возможно, не кривила душой. И тут я его увидела.

Ни единым звуком не предупредив о своем появлении, возникнув невесть откуда, к нам приближался юноша. Очень высокий. Почти голый. Смуглый. До ужаса красивый. Всё. Но этого оказалось достаточно. Сердце трепыхнулось в груди и замерло, пораженное видением. Это был всего лишь юноша, и вместе с тем у меня возникла уверенность, что он был чем-то еще — созданием, явившемся из иной сферы реальности.

Он двигался, слегка покачиваясь, медленно и плавно, как двигаются обитатели подводного мира или, скажем, мимы, а держался одновременно просто и величаво, как олень. Всего несколько секунд он провел рядом с нами, не произнеся ни звука, не касаясь нас, но и не убегая, словно не замечая, что мы стоим тут же. Мы не могли оторвать от него взгляда, а он, наоборот, смотрел сквозь нас, смотрел, но не видел, и я догадалась почему: в темноте подземелья мы терялись — черные пятна на черном фоне, — в то время как он едва заметно мерцал, излучал свет, который, казалось, проступал у него изнутри, сквозь кожу.

На выходе из пещеры меня уже поджидал Орландо, который сообщил, что донья Ара, мама ангела, хочет показать мне свои тетради.

— Что за тетради?

— Сами увидите.

Я начала спускаться за Орландо к розовому дому, хотя больше всего желала бы сейчас побыть немного одной и упорядочить роившиеся в голове мысли. Ангел из Галилеи смутил мою душу.

Это было самое ошеломляющее существо, какое я когда-либо видела. В окруженном тайной юноше все было необъяснимо — невероятное спокойствие, светоносный облик. И красота… воистину невыносимая красота. Скажу без колебаний: сверхъестественная красота.

С другой стороны, в его истории было что-то бесчеловечное, жестокое. Что делало подобное создание в темной ледяной пещере, взаперти, практически без одежды, во власти сумасшедшей Крусифихи? Моим первым желанием было разыскать телефон, позвонить и попросить у кого-нибудь помощи, не знаю у кого: у врача, у защитников прав человека, у полиции… Хотя нет, у полиции — в последнюю очередь, они наверняка развернут такую спасательную операцию, которая закончится гибелью ангела. А может, юноша и сам был участником мистификации? Может, он по своей воле согласился играть роль в подобном спектакле? Только вот непонятно, ради чего. Деньгами тут, похоже, не пахло, по крайней мере, пока я не видела, чтобы с пришедших собирали деньги, делались только добровольные подношения, но ведь никто не согласится устраивать такой цирк в обмен на старую курицу и пакет инжира. Скорее всего, юноша искренне убежден, что он ангел.

А может, он и вправду ангел… Почему бы и нет? Увидев его, легко поверить в такое.

Я слышала, что люди вокруг перешептываются, кажется, они были разочарованы, и я удивилась, узнав, почему остальные не разделяют моих приподнятых чувств.

— Кажется, вы вышли из грота разочарованным, — обратилась я к сеньору, одолжившему мне шляпу.

— На этот раз ангел нас подвел, — смиренно ответил он.

— Но почему, он ведь появился и от него шло сияние?

— Да, но он ничего не сделал.

Думаю, я поняла его объяснение. Мужчины всегда ждут каких-то действий, только они производят на них впечатление, тогда как женщины довольствуются созерцанием.

Орландо потащил меня за руку, и я покорно последовала за ним. Когда мы пришли в розовый дом, он ввел меня в маленькую комнатку, там сидела женщина, которая подбрасывала уголь в печь, а отблески пламени освещали ее красивое лицо. Я заметила, что она чуть ли не одного со мной возраста и что чертами лица она напоминала только что виденного нами ангела. Это, вне всякого сомнения, была его мать: в жизни не встречала двух более похожих друг на друга людей.

На столе лежала раскрытая тетрадь в клеточку фирмы «Норма», исписанная убористым почерком, каждое слово заканчивалось задранным вверх причудливым мышиным хвостиком.

— Я заношу сюда все, что он мне диктует, — сказала Ара, мягкими движениями листая страницы. — Это тетрадь номер пятьдесят три. А вон там я храню остальные пятьдесят две. — Она указала на большой жестяной ящик, запертый на висячий замок.

— Вы только поглядите, Монита, там пятьдесят две тетради! Пятьдесят три вместе с этой… — подхватил Орландо, но донья Ара продолжила, не обратив на него внимания:

— Я уже девять лет записываю. Мой сын начал диктовать мне их еще до того, как вернулся.

Хотя я и не просила ее об этом, она начала объяснять. Она потеряла сына, едва успев родить, а вновь обрела только два года назад, спустя семнадцать лет. Я ни о чем ее не спрашивала, она сама рассказывала, словно ее преследовало болезненное желание вновь, в тысячный раз, пережить ту историю, так собака исступленно лижет рану, которая все никак не заживает.

«Отец моего ребенка был лишь тенью, — сказала она. — Однажды ночью он явился из темноты, без лица и без имени, повалил меня на землю, а потом опять испарился. Я только смогла заметить перстень на правой руке и запомнила запах камфорного масла, исходящий от его одежды.

Он был со мной недолго — ровно столько, сколько надо, чтобы сделать ребенка. Мне тогда едва исполнилось тринадцать, и мой отец уже сговорился отдать меня замуж за богатого человека, немолодого, у которого был собственный грузовик. А потому отцу совершенно не понравилась эта новость.