Катрин Кюссе - Исповедь скряги

В пятнадцать лет я живу и работаю в одной семье крупных буржуа. За восемьсот франков в месяц ежедневно с семи утра до девяти вечера я сижу с четырьмя детьми. Когда самый маленький спит, я должна помогать трем девочкам делать летние домашние задания. Таким образом, ни одна секунда моего времени не пропадает зря. Мне запрещено отлучаться по вечерам, даже чтобы немного прогуляться в порту. Я не имею права на полдник, который готовлю для девочек. Мне все время хочется есть. Случается даже, что я краду кусочки хлеба или остатки супа у малыша. Я не должна отходить далеко от того места, которое определили для меня на пляже. Мать семейства все время в претензии: то я трачу слишком много туалетной бумаги, то слишком много времени посвящаю развлечению малыша за обедом или когда сажаю его на горшок и т. д., и т. п. От кузенов девочек я узнала, что девушка, нанятая сидеть с детьми прошлым летом, хлопнула дверью через неделю. В конце месяца мне снится сон, будто я сижу в туалете и чувствую, как по моим ногам струится теплая моча. Проснувшись, я обнаруживаю, что простыни мокрые: такого со мной никогда раньше не случалось. Я сообщаю о происшествии хозяйке дома. Она вопит и выставляет меня на посмешище перед всеми за то, что я испортила матрас. Я даю себе зарок: если когда-нибудь еще раз описаюсь, то скорее выброшусь из мансарды этого высокого нормандского дома, чем соглашусь еще раз выносить возмущенные вопли мамаши и презрительное хихиканье ее дочурок.

Но лучше умереть, чем сдаться и уйти. Я не умею говорить «нет». Мама всегда учила: взялся за гуж — не говори, что не дюж. Кроме того, меня удерживает мысль о восьмистах франках, от которых я не в силах отказаться.

Из-за того что мне самой доводилось выступать в роли прислуги, я не терплю, чтобы нанятая родителями женщина застилала мою постель или убирала мои вещи.

До сих пор я никак не могу взять себе домработницу — нанять кого-то вычищать мою грязь.

А возможно, это лишь отговорка, потому что у меня рука не поднимается платить кому-то за то, что я отлично могу сделать сама.

Я никогда не отказываюсь сидеть с детьми, даже если умираю от усталости. Соблазн подзаработать хоть немного слишком велик. С пятнадцати до девятнадцати лет я числюсь постоянной нянькой у молодой пары, проживающей в двухкомнатной квартире на шестнадцатом этаже нашего дома. У них нет совершенно никаких книжек, кроме дешевых бульварных детективов, некоторые из которых я прочла. Они оба очень спортивные и ведут здоровый образ жизни. Их холодильник всегда безнадежно пуст, если не считать йогуртов, огурцов и морковки. Я разглядываю их летние фотографии и пытаюсь представить себе жизнь современной молодой пары, здоровой, динамичной, милой и не обремененной интеллектом. Они много развлекаются по вечерам, возвращаются домой поздно, благодаря чему я обогащаюсь.

Мать семейства частенько зовет меня в последнюю минуту. Но я никогда не отказываюсь. Я кормлю детей и укладываю их спать. Около полуночи младшему снится кошмар, и его, сонного, в совершенно бессознательном состоянии, надо отвести пописать. Затем я засыпаю на хозяйской постели в идеально квадратной и очень современной спальне, где практически ничего нет, кроме застеленной белым покрывалом кровати. Хозяева разрешили мне ложиться на нее. Они классные ребята. Когда мне становится холодно, я забираюсь под тонкое покрывало. А мерзну я часто. Они возвращаются домой в час или в два ночи, будят меня и расплачиваются. Полусонная, я спускаюсь на лифте к себе домой, раздеваюсь и моментально засыпаю, чтобы в шесть часов встать и в семь пятнадцать уже выйти из дома.

Однажды я заснула так крепко, что не услышала звонка в дверь. Хозяева забыли ключи. Дверь им открыл их четырехлетний сын. Меня они растолкали с большим трудом. Мне было страшно неудобно, но они лишь посмеялись.

Они платят мне очень щедро, частенько округляя сумму.

Как-то раз — мне тогда уже было двадцать — они попросили меня посидеть с детьми в сочельник, предложив за это пятьсот франков. Они даже оставили мне копченой лососины. Мой друг пришел составить мне компанию и вместе встретить Рождество. Немного грустно проводить рождественскую ночь, нянча чужих детей. Но я не слишком расстроилась, ведь пятьсот франков за одну ночь — очень выгодная сделка. Уж, наверное, лучше, чем идти куда-то в гости. К тому же все равно никаких особенных планов на ту ночь у нас не было.

Если бабушке приходилось выбирать из двух похожих или практически идентичных вещей, она неизменно выбирала ту, что дороже.

Хорошо известно, что ничто в мире не дается даром.

Я же испытываю невероятную слабость к выгодным покупкам.

Одна пожилая приятельница навестила меня в Нью-Йорке. Поскольку Америка — родина ковбоев и джинсов, она пообещала мужу привезти в подарок джинсы. «Не покупай их здесь, — говорю я ей, — это страшно дорого. Я знаю дешевые магазины. Я там покупаю джинсы моему мужу». — «Ты уверена?» У меня не было никаких сомнений. Она мне сообщила размеры. Я нашла джинсы нужного размера, классического кроя, голубые — короче, очень приличные, всего за двадцать долларов. «Точно такие же, только с этикеткой Levi's, тебе обошлись бы вдвое дороже!» Я была очень горда собой.

Мне и в голову не пришло, что этикетка Levi's, не имеющая никакого значения в моих глазах, может быть важной для того, кто дарит или получает вещь в подарок.

На следующее лето, уже в Париже, я спросила подругу, подошли ли джинсы ее мужу. Она, смеясь, ответила: «Да, они ему впору, но представь себе, они оказались Made in Maroc , как и все его старые джинсы. Стоило ли ехать за ними в Нью-Йорк!»

Я тоже посмеялась. Но так до конца и не поняла, таилась ли в ее смехе тень упрека.

Немного позже я стала замечать на джинсах этикетки Levi's, и мне тоже захотелось такие.

Тогда, в Нью-Йорке, я нисколько не сомневалась в своей правоте. Я злоупотребила моим авторитетом местной жительницы и приняла решение за подругу. С единственной целью — помочь ей сэкономить, ведь у нее было не так много денег. По моему разумению, это должно было ее лишь порадовать.

Я не требую больших затрат. Я люблю дешевые развлечения: читать (библиотечные книжки), кататься на велосипеде (какой-нибудь древней развалюхе, купленной за гроши), пешие прогулки (в кроссовках, которым лет семь или восемь), плавать в бассейне (муниципальном, два евро за вход), купаться в море (бесплатно) на пляже нудистов (даже на купальник не надо тратиться).

За тридцать лет я лишь дважды побывала в парикмахерской. Мои волосы в естественном виде намного красивее. Никакой косметики — мои глаза слишком чувствительны. Разве что немножко губной помады — одного цвета. Для моей сухой кожи — суперувлажняющий крем за тринадцать долларов, одной баночки которого мне хватает почти на год.