Федор Московцев - Карибский кризис

Я оставил решение данной проблемы до лучших времён, тем более, что эта проблема с уволенными хомячками была чисто надуманной, на меня нахлынула лавина реальных сложностей — долги стратегическим поставщикам, проценты, новые кредиты, разделительный баланс на Совинкоме, ну и конечно же, прежде всего мне нужно было выполнять мою основную работу на Экссоне. Ренат со своими ребятами дежурили в кардиоцентре, там я был застрахован от каких бы то ни было провокаций, но тут вмешался шизофренический фактор в лице Ирины Кондуковой. Она стала названивать мне и требовать, чтобы я, во-первых, заплатил святому Иосифу очередной платёж — 150,000 рублей, который я уже просрочил, а во-вторых, выполнил бы то, что он просит: вернул уволенных обратно и погасил бы перед ними задолженность по зарплате и поговорил с каждым сотрудником по душам, вник бы во все проблемы во избежание еще больших проблем. Совершенно непостижимым образом она требовала даже, чтобы я вернул Расторгуева и Писареву. Я почти постиг её тонкую душевную организацию и тактично, насколько это было возможно при такой шизофантазии, попросил заняться своими делами, в зоне своей компетенции, а я уж на своём участке как-нибудь сам разберусь. На всякий случай я попросил Павла и Рената попристальней присматривать за Ириной, и уже было успокоился, но звонок Марины Маликовой заставил меня вернуться к этой проблеме. Она начала с того, что попросила меня «поговорить с сотрудниками по душам». Я сорвался: «С кем я должен поговорить? Зачем? Я выдал всем зарплату, какого хера им надо?!» Однако, выслушав её до конца, я извинился: она имела в виду совсем не то, что до этого мне втирали Иосиф с Ириной.

Мы встретились с Мариной и обсудили ситуацию. Она напомнила историю вопроса и хронологию всех событий, связанных с этой парочкой — Ирина и Иосиф. Чуть больше года назад Ира получила к нему доступ для решения оперативных задач, и вместо того, чтобы обсуждать с ним одни только тендеры, стала нагружать его всем подряд, в том числе теми вопросами, которые могла решить сама, либо через менее дорогостоящих консультантов. Даже мелкие заминки в налоговой инспекции, которые можно было бы урегулировать, заставив главбуха живее шевелить батонами, Ирина улаживала при содействии старого седого полковника, который на своем уровне решал через начальника налоговой инспекции. Ей просто нравилась такая игра — она приезжает в рукопожатный офис, обсуждает с импозантным мужчиной, светским львом, всякие дела за чашечкой модного кофе, потом все вопросы быстро, как по мановению волшебной палочки, решаются. В итоге святой Иосиф стал просить прибавку к жалованью за переработку и постепенно поднял тариф почти в восемь раз — с 20,000 до 150,000! Так, например, она зачем-то выболтала ему про Экссон, и он, узнав, что у нас не одно юрлицо, а два, потребовал очередную прибавку, мотивируя тем, что «придется прикрывать и эту фирму», хотя деятельность Экссона была вне Волгограда и он тут был вообще ни при делах. Но в его голове это четко отложилось, потому что Ирина в своих речах, имевших формат потока сознания, часто упоминала петербургский аккумуляторный бизнес.

Дальше — больше… из офиса Волга-Трансойл их взаимодействие переместилось в квартиру старого седого полковника и стало настолько тесным, что он узнал буквально ВСЁ. В постели чего только не расскажешь — общаясь на уровне слизистых!

Если я держал дистанцию со старым седым полковником, обсудили-разошлись, то Ирина совершенно не фильтровала свою речь и выбалтывала то, что есть и то, чего нет. Стала требовать себе помощников-мужиков, и святой Иосиф с готовностью навялил Паперно, вслед за ним — Расторгуева, которые приволокли за собой целый легион хомячков, превратив Совинком в лагуну офисного планктона. Стала бредить какими-то несбыточными проектами — Городской аптечный склад, централизованная закупка дезинфектантов, под эти проекты писались письма на имя мэра, которые святой Иосиф подписывал за очень большие деньги, а потом всё это застопорилось из-за того, что изначально не было продумано до конца. А Ирина истерила, что надо скорей всё это делать, иначе будет поздно. Ей верили, потому что до этого у неё не было проколов, и вот обожглись. И на старуху бывает проруха.

Потом она закошмарила святого Иосифа до такой степени, что он от неё избавился, так как не ожидал от хрупкой блондинки такой монструозности. После сложного и болезненного развода 2003 года (он обнаружил, что ему на протяжении долгих лет изменяла жена) ему хотелось создать новую семью, уютный очаг, сделать ещё детишек, а в лице Ирины он нашёл фурию, которая работает, как проклятая, 25 часов 8 дней в неделю и даже в постели обсуждает всякие дела. Он пытался обуздать эту стихию, думал, что дело в Совинкоме и его сумасшедшем хозяине и предлагал уйти из Совинкома, создать собственный аналогичный бизнес, либо открыть бутик, салон красоты, кофейню — что угодно, лишь бы она успокоилась, не моталась по командировкам и больше времени проводила дома. Но она не приняла ни один из предложенных им вариантов и продолжала тарахтеть: Совинком, тендеры, Ставрополь, Ростов, Джонсон и Джонсон… И тогда святой Иосиф мягко отправил её в отставку и занялся поисками другой невесты, которая бы подошла его темпераменту.

А сейчас у Ирины начался настоящий психоз — причем не столько из-за отсутствия чувственных удовольствий (в своём рассказе Марина употребила слово «недоебит»), сколько от употребления запрещенных веществ…

В этом месте разговора я буквально подпрыгнул от удивления, хотя, казалось, уже перестал чему-либо удивляться.

Все в офисе уверены, что Ирина балуется чем-то нехорошим: вроде бы только что сидела в депрессии, грустила, потом съездила куда-то на такси, вернулась и тут началась феерия, открылись двери в параллельные миры. Над ней уже стали подшучивать: «Что нового на Дар-Горе?» (Дар-Гора — частный сектор, в котором полным-полно цыган, торгующих наркотой).

Марина сыпала всё новыми и новыми подробностями:

— …Ты запретил ей ездить к святому Иосифу, а она от него не вылезает. Зачем она к нему бегает? Я тебе скажу, директор, зачем! Один день она ходит и жалуется на тебя — какой ты плохой, наделал долгов, ни во что не вникаешь, сотрудниками не занимаешься… Другой день приходит и говорит, какой ты хороший, чуть не святой, а тебя все обманывают, и умоляет тебе помочь. При этом она сливает про тебя всё, что знает. На третий день она приходит, бросается с кулаками на старого седого полковника, обвиняет его во всех смертных грехах и требует каких-то страшных клятв. Все разговоры идут под беспрерывный плач и завывания. Ты ведь знаешь, у неё это запросто — переход от соплей к бычке и обратно.