Реймонд Карвер - Маленькая радость

— Звонил мужчина. Сказал, звонит насчет Скотти, — повторила она.

— Милая, отдохни немного, тебе нужно отдохнуть. Наверное, это тот же самый, который звонил при мне. Не бери в голову. Отдохни и приезжай. Тогда мы позавтракаем, например.

— Какой завтрак? — вскинулась она. — Я не хочу за­втракать.

— Ты же понимаешь, что я вообще говорю, — сказал он. — Выпьем соку. Я не знаю. Я ничего не знаю, Энн. Господи, я тоже не голоден. Энн, мне неудобно гово­рить. У них ведь телефон на посту. Доктор Фрэнсис теперь придет в восемь утра. Он собирается нам что-то сказать, что-то более определенное. Так сказала од­на из медсестер. Но больше она ничего не знает. Энн? Милая, может быть, хоть что-то прояснится: в восемь часов. Ну а я здесь, на месте, со Скотти все нормаль­но. С ним все по-прежнему, — добавил он.

— Я пила чай — звонит телефон, — стала рассказы­вать она. — Мужской голос говорит, это насчет Скот­ти. В трубке был шум. Когда ты подходил, был на зад­нем плане шум, Ховард?

— Я не помню, — ответил он. — Может, это води­тель машины, может, он псих и как-то узнал про Скотти. Я с ним, с нашим мальчиком. Просто отдох­ни, как ты собиралась. Прими ванну и приезжай к семи, приблизительно, и мы вместе поговорим с доктором, когда он придет. Все будет хорошо, ми­лая. Я здесь, вокруг врачи и медсестры. Они гово­рят, что состояние стабильное.

— Мне до смерти страшно, — сказала она.

Она включила воду, разделась и залезла в ванну. Наскоро вымылась и вытерлась, а волосы сушить не стала. Надела чистое белье, шерстяные слаксы и свитер. Забежала в гостиную, — пес посмотрел на нее и ударил по полу хвостом. Когда она вышла к ма­шине, только-только начинало светать.

На парковке перед больницей нашлось место не­далеко от входа. Она чувствовала какую-то непо­нятную ей самой ответственность за то, что случи­лось с ее ребенком. Она подумала о негритянском семействе. И вспомнила имя Фрэнклин, стол, заки­данный обертками от гамбургеров, и девушку-под­ростка, которая пристально наблюдала за ней, ку­ря сигарету.

«Не рожай детей, — мысленно сказала она этой де­вушке, входя в двери больницы. — Ради бога, не надо».

Энн поднялась на лифте на третий этаж вместе с двумя медсестрами, которые только шли на дежурст­во. Была среда, семь утра — без нескольких минут. Когда двери лифта открылись, прозвучало какое-то объявление для доктора Мэдисона. Она вышла из лифта после медсестер, удалившихся в другую сто­рону и продолживших беседу, прерванную ее появ­лением в лифте. Она прошла по коридору в закуток, где сидела негритянская семья, те уже ушли, но сту­лья стояли так, словно они вскочили со своих мест буквально минуту назад. Стол был по-прежнему усе­ян обертками и стаканчиками, в пепельнице — гора окурков.

Энн подошла к посту. Сестра за стойкой причесы­валась, то и дело зевая.

— Сегодня ночью оперировали мальчика-негри­тенка, — обратилась к ней Энн. — Его зовут Фрэнк­лин. Его семья ждала в комнате ожидания. Я хотела бы узнать, как его состояние.

Другая медсестра, сидевшая за столом позади стойки, подняла глаза от лежавшей перед ней табли­цы. Зазвонил телефон, она сняла трубку, но продол­жала смотреть на Энн.

— Он скончался, — сказала первая медсестра, пере­став на секунду причесываться, и посмотрела на Энн. — Вы друг семьи?

— Я познакомилась с ними сегодня ночью, — объ­яснила Энн. — У меня у самой сын тут у вас в больни­це. Я думаю, он в состоянии шока. Мы точно не зна­ем, в чем дело. Я просто хотела узнать, как Фрэнк­лин. Спасибо.

Она пошла по коридору. Двери лифта, того же цвета, что и стены, открылись, и худой лысый муж­чина в белых брюках и белых полотняных туфлях выкатил из лифта тяжелую тележку. Ночью она не заметила эти двери. Мужчина выкатил тележку в ко­ридор, остановился перед дверью, ближайшей к лифту, и сверился с табличкой на стене. Затем он наклонился и снял с тележки поднос. Он слегка при­открыл дверь и вошел в комнату. Когда Энн прохо­дила мимо тележки, до нее донесся неприятный за­пах теплой пищи. Она торопливо пошла дальше, не глядя на медсестер, и вскоре открыла дверь в палату сына.

Ховард стоял у окна, заложив руки за спину. Когда она вошла, он повернулся.

— Как он? — спросила она.

Подошла к кровати. Поставила сумку на пол возле тумбочки. Ей казалось, что ее не было очень долго. Она дотронулась до лица Скотти.

— Ховард, не молчи!

— Доктор Фрэнсис недавно приходил, — сказал Ховард.

Она пристально посмотрела на него и мысленно отметила, что у него слегка опущены плечи.

— Я думала, он придет сегодня не раньше восьми, — сказала она поспешно.

— С ним был еще один врач. Невропатолог.

— Невропатолог... — повторила она.

Ховард кивнул. Она заметила, что плечи его еще сильнее поникли.

— Что они сказали, Ховард? Ради бога, что они сказали? В чем дело?

— Они сказали, что заберут его вниз, чтобы сде­лать еще какие-то анализы. Они думают, что придет­ся оперировать, милая. Милая, они будут опериро­вать. Они не могут понять, почему он не просыпает­ся. С ним что-то серьезнее, чем просто сотрясение или шок, теперь они это поняли. Что-то с черепом, видимо, повреждение, все с этим связано, они счи­тают. Поэтому они будут оперировать. Я пытался по­звонить тебе, но ты, видимо, уже выехала сюда.

— О, господи.... Ховард, Боже милостивый! — Она взяла его за руки.

— Смотри! — воскликнул Ховард. — Скотти! Смот­ри, Энн!

Он развернул ее лицом к кровати.

Мальчик открыл глаза, потом закрыл. Затем от­крыл снова. Он смотрел какое-то время прямо перед собой, затем взгляд его переместился и остановился на Ховарде и Энн, потом опять ушел в сторону.

— Скотти! — воскликнула мать, бросаясь к сыну.

— Привет, Скотт, — сказал его отец. — Привет, сын.

Они оба ринулись к кровати. Ховард взял руку ре­бенка в свою и стал гладить ее и перебирать пальцы. Энн склонилась над мальчиком и целовала его в лоб снова и снова, обхватив ладонями его виски.

— Скотти, милый, это мамочка и папочка, — сказа­ла она. — Скотти?

Мальчик смотрел на них, но явно не узнавал. За­тем его рот открылся, глаза зажмурились, и он гром­ко застонал, пока у него в легких не кончился воз­дух. Его лицо смягчилось и расслабилось. Губы приоткрылись, и сквозь стиснутые зубы он сделал свой последний выдох.

Врачи назвали это «неопознанной» окклюзией [1] Смыкание ( лат.) стенок (или какой-то их части) полых органов: в сосудах, легких и т. п. , они сказали, что это был редчайший случай — один на миллион. Возможно, если бы это как-то определили и срочно сделали операцию, то его еще можно было бы спасти. Но, скорее всего, нет. Ведь никаких показа­ний не было. Анализы и рентген ничего не выявили.

Доктор Фрэнсис был потрясен.

— Вы не представляете, что я сейчас испытываю. Это ужасно. Мне ужасно жаль, просто нет слов, — сказал он, ведя их в свой кабинет.