Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер

— Мы так надеялись, что Шеххата придет! Что же теперь делать-то будем?

Шуша молчаливо выражал свое сожаление и бессилие чем-либо помочь. Но старец в феске не останавливался:

— Трудное положение… Если найдем человека, то где взять костюм? Задача…

Тут только Шуша почувствовал, что проблему можно разрешить, и он в этом поможет. Ведь рабочий костюм Шеххаты эфенди был на месте. Во всем их доме никто не мог им воспользоваться. Следовательно, он мог продать его этим трудягам за любую цену. Только такие, как они, могли носить подобные одеяния. Шуша заговорил:

— Если дело упирается в костюм, то он есть… Все на месте, и тряпка красная, и кадило. Ничего не тронуто.

— И то верно! — вскричал старик. — Дай тебе бог! Но кто наденет на себя все это?

— Сам же говорил — есть люди.

— Правильно, говорил, но сейчас где их найти?

На лице говорившего было написано полное разочарование. Но тут он собрался с мыслями:

— Послушай! Пойдем с нами!

Для Шуши это предложение было совершенно неожиданным.

— Я? Пойду с вами? А что я понимаю в вашем деле?

— А что понимать-то? Разве это работа?! Костюм тебе в самый раз?

И ведь правда — он же его надевал! Шуша не замедлил с ответом:

— Как на меня сшит.

— Вот и отлично! Чего толковать?! Наденешь костюм и пойдешь с нами впереди процессии! Похороним, и ты получишь свое! Может быть, пятачок, а может, и гривенник! Если покойник был богатым, а похороны будут пышными, то и все двадцать пиастров заплатить могут. Пойдем, старина, не сомневайся!.. Бог посылает тебе хороший кусок хлеба. Неужто откажешься?

Шуша заколебался. Ему случается еще одна возможность повоевать со страхом перед смертью. Первый раунд он проиграл. Но впереди второй, третий, четвертый! Впереди есть время, и он еще может победить. Как бы сказал Шеххата — дело привычки, не больше и не меньше!

Во мгновение ока в руках Шуши оказался сверток. Он заторопился вместе со стариком в кофейню "Для благородных". Когда они пришли туда, подготовка к похоронам была в самом разгаре. И кофейня, и лавка похоронных принадлежностей гудели, как растревоженный улей. Увидев Халяфалла Хиляля, паломник Сурур заорал:

— Где этот бездельник Шеххата?

— Опередил нас.

— Куда делся?

— Туда, откуда никогда не возвращаются.

— Это что значит?

— На кладбище отбыл.

— Сам по себе?

— Не с процессией же!

— Говори серьезно, приятель! Когда вернется?

— Никогда!

— Как так?

— А так, как все грешные. Ушел безвозвратно.

— Ты хочешь сказать — уехал?

— Вроде этого.

— Что значит — вроде этого?

— Значит, умер.

— Умер?! Ты правду говоришь?

— Такими вещами не шутят. Шеххата эфенди умер. Так-то вот.

Услышав эту печальную новость, окружающие зашумели: "Умер? Как умер?.. Дай ему бог место светлое!.. О боже! Что делается! Все от аллаха! Ну и дела…"

Когда гомон затих, Сурур в страхе запричитал:

— Что делать-то будем теперь?

— Проживем!.. Привел человека вместо Шеххаты. Наденет его костюм и займет его место.

— Не об этом я.

— А о чем?

— О пятнадцати пиастрах, которые я ему одолжил. Вот потеря!.. Чувствовало мое сердце — не видать мне больше этих денег.

Стоя среди этого гама, Шуша внимательно слушал разговоры. Как только он услышал слова Сурура о том, что его деньги пропали, ему пришлось заговорить:

— Не бойся за свои деньги! За покойником еще ничьих денег не пропадало!

— Что-что? Видно, ты его еще хорошо не знаешь! Да он был готов зажулить чьи угодно деньги, даже пророка!

— Зачем так говоришь? Нехорошо. Вот они, твои деньги.

Шуша вытащил кошелек, извлек оттуда две монеты и протянул их Суруру. Тот удивился:

— Чудо! Те самые! Дай ему бог! Наверное, не успел истратить. Небывалое дело!

Ходячий склад наркотиков сидел, забившись в угол. Даже среди этого гама он оставался в полусонном состоянии. Но вроде словесная трескотня достигла и его ушей. Кажется, и он понял, что случилось. Его веки приоткрылись. Ни к кому не обращаясь, он произнес своим скрипучим голосом:

— Не хочу я своего пятачка. И табаку, и гашишу. Пусть их… Да святится душа покойного!

Воздев руки к небу, он продолжал:

— Простит его господь!.. Правда, был он бабник, шутник и балагур… Но все же он дороже всего того, что у меня занял. Хороший был, незлобивый, не обидчивый… Никому вреда не делал… Бог с ним!..

Шуша присоединился к словам шейха Сейида:

— Твоя правда… Чистое у него было сердце, доброе.

Шейх Сейид ничего не сказал. Он продолжал разговаривать с аллахом:

— Что ты хочешь от своего раба, кроме того, чтобы он не обидел своего брата? Можешь ли ты обижаться на то, что он хочет получить немного удовольствия в жизни? Какая тебе польза от того, что ты запретишь ему это? Прости ему, господь! И нас с ним прости. Все мы твои рабы.

Шейх Сурур вынужден был повысить голос, чтобы прекратить излияния Сейида. Обращаясь к Шуше, он крикнул:

— Давай одевайся! Чего ждешь? И так нет времени.

Тут появился Хиляль и спросил:

— Одеваться-то умеешь?

— Знаю, как одевать пиджак и брюки. Остального сроду не надевал. Ума не приложу — как это делается.

— Пойдем, помогу.

Через несколько минут Шуша был одет по всей форме. Хиляль шел за ним и с удовольствием приговаривал:

— Вот здорово! Кто увидит, скажет: настоящий "благородный!" Надвинь немного феску на лоб… Во-во! Так лучше!

Обращаясь к паломнику Суруру, Хиляль воскликнул:

— Ну как — пойдем завершать похороны?

— Покойник ждет нас в квартале аль-Гамалийя. Оттуда двинемся к Мугавизин… Приведите себя в порядок… Я присоединюсь к процессии в квартале Кахкакин… Только чтоб порядок был, без всяких там!.. Будьте повнимательней с новеньким, как бы он чего не выкинул!..

— Не бойся, я его беру на себя.

Шуша вместе со всеми двинулся вдоль улицы аль-Халиг, направляясь к улице Амир аль-Гейш и далее к кварталу аль-Гамалийя. Подошли к дому покойного. Шуша начал наблюдать за собравшимися на похороны, за энергичной подготовкой к ним. На него это произвело большое впечатление. Лицо его стало печальным и суровым. В голове затеснились безрадостные мысли.

В таком состоянии Шуша находился до тех пор, пока не начали выносить носилки с телом покойного. Плач и стенания усилились настолько, что казалось — они слышны даже в космосе. Сердце разрывалось от этого воя. Увидев носилки, обернутые в белое шелковое покрывало, он понял, что умерла молодая девушка. Он совсем потерял над собой всякий контроль и захлебнулся в рыданиях. Окружающие его коллеги захихикали. Они смотрели на него так, как смотрят большие мастера своего дела на несмышленыша ученика, впервые взявшегося за незнакомую работу. Ни знаний у него, ни сноровки, ни умения держаться в трудных ситуациях. Хиляль начал успокаивать Шушу: