Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер

Многочисленные двери вели в различные отделения бани. Первая — в горячую ванну, представлявшую собой маленькую комнату, куда надо было подниматься по ступенькам. Сама ванна была выдолблена в каменном полу. Вода поступала из специальной трубы, как из родника. Ее температура приближалась к точке кипения. Другая дверь шла в ванную с водой, температура которой была приемлема для всех. Несколько дверей вели в отдельные кабины с кранами и небольшими ваннами, где мылись непритязательные посетители бани.

Баня была полна народу, пара, мыльной пены. Тут наслаждались и толстяки с большими животами, и тощие, как пальмы. Всех их окутывал густой пар, в котором они безмолвно двигались, как джины или привидения.

Шуша с сыном пошли в ванну с водой нормальной температуры. Наш бывший водонос погрузил свое тело в воду, взял сына за руку и уложил подле себя. Приятная истома, тишина захватили Шушу. А потом ему вдруг стало весело. Он начал смеяться, барахтаться с Сейидом в воде.

— Пойду-ка я, сынок, к массажисту. А ты ступай как следует натрись мочалкой, — сказал отец.

— Здесь лучше…

— Но тут ты не вымоешься как следует.

— Надо больно! И так отмокну… И вообще — зачем оттираться? Разве грязное тело облагается налогом?

— Сын мой, видел ли ты хоть одного человека, который уходит из бани не отмытым? Чистота тела укрепляет веру!..

— А какое отношение имеет чистота к вере, отец? Оставь меня здесь и пусть тебя не беспокоит мысль — отмоюсь я или нет? Какая разница?

— Как хочешь, дело твое, а я пойду к массажисту. Разомнусь, отдохну телом.

Когда подошел Шуша, Абдалла уже достаточно ублажил предыдущего клиента. Шуша занял его место. Массажист шумно приветствовал своего старого знакомого:

— Располагайся, приятель!.. Что давно не видно?..

— Мирские заботы заели, Абдалла. А то была бы моя воля — никогда бы отсюда не уходил. Но где взять время?

Массажист начал священнодействовать над телом Шуши, полностью доверившимся его искусству. Он был вознагражден за свою покорность этому ловкому банщику. Завершив приятную процедуру, Шуша пошел в ванну забрать сына…

Оба направились в душевую. Как только парнишка заметил мочалку и мыло, настроение у него сразу упало почти до нуля. "Вот те на… Смерть твоя, о забросивший молитву". Вслух же он произнес:

— И к чему все эти мочалки, мыло, папа? Ты — как бабка. Неужели нельзя без мыла обойтись?

— Не бойся, к твоей рожице мыло и близко не подпущу. Быстро помою тело, а с лицом сам управишься.

Натеревшись мылом и обмывшись водой, оба снова пошли в ванну, поплескались там, отдохнули.

— Пожалуй, хватит, сынок. Не пойти ли нам?

— Пойдем, достаточно.

Оба тщательно вытерлись, завернулись в полотенца, чтобы не застудиться после горячей бани, пошли в раздевалку и растянулись на скамье. Шуша полностью отдался блаженству. Испустив умиротворенный вздох, он с облегчением сказал:

— О боже!.. Какое отдохновение для нервов и тела! После сегодняшней прогулки мне казалось, что и за целый год я не отдохну… И тяжелые же похороны были.

До этого момента Сейид полностью разделял удовольствие отца, но, как только до его уха дошли последние слова о похоронах, он тут же ощутил щемящую боль в сердце. В голове парнишки быстро всплыли воспоминания о насмешках приятелей, их треклятая песенка о смерти отца, о мрачных могилах. Он почувствовал, как слезы навертываются на глаза. Увидев слезы, Шуша удивился. Он и не подумал, что сын плачет.

— У тебя еще не отошли глаза от бани?

Сын не ответил. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы сдержаться. Отец снова спросил:

— Что с тобой? Почему молчишь?

И Сейид ответил. Но не словами. Он разрыдался. Шуша не на шутку встревожился. Поднявшись с лавки, он взял сына за локоть и с беспокойством заговорил:

— Что происходит?

— Ничего.

— Так не бывает. Что-то случилось! Рассказывай.

Сейиду не оставалось другого выхода, как излить отцу все, что у него накопилось на душе. Он заговорил:

— Боюсь я тех похорон, на которых ты бываешь. Раньше я думал, что мы нуждаемся. Сейчас-то тебе зачем все это?

— А чего бояться похорон?

— За тебя боюсь. Вот уже целую неделю ребята в школе изводят меня песенкой: "Твой отец водонос умер… Он ходит в похоронных процессиях, таскает покойников".

— Тебе стыдно?

— Стыдно? За что? За тебя мне никогда не стыдно! Но я боюсь за тебя. Вдруг их предсказания оправдаются? Могут накаркать!

— Не обращай внимания, — сказал со смехом Шуша. — Пусть себе болтают, что хотят. От насмешек никогда не было ни пользы, ни вреда.

— Если бы это были пустые слова да насмешки, то плевать я на них хотел. Но не пустые это насмешки. Сроду не боялся никаких слов. Но тут, видно, есть причины… Как вижу тебя со свертком, который носил Шеххата эфенди, или одетым в его костюм, так мне приходит на ум — а не случится с тобой то же, что и с Шеххатой? Не заснешь ли ты навсегда, как он?.. А потом без нашего согласия тебя упрячут в деревянный ящик, как Шеххату, и ты никогда к нам не вернешься… И останемся мы вдвоем с бабушкой.

Закрыв лицо руками, парнишка опять горько зарыдал. Его худое маленькое тело содрогалось от рыданий. На сей раз отец не смог засмеяться. Сыновья печаль передалась и ему. Шуша нежно обнял Сейида.

— Хватит, сынок, довольно… Я-то считал ведь тебя мужчиной. Стоит ли так расстраиваться от какой-то болтовни? Если даже так случится, нельзя же реветь, как женщина! Мужчина всегда должен оставаться мужчиной, ко всему в жизни относиться мужественно… Ты думаешь, зачем я хожу на похороны? Чтобы приучить себя к тому, что жизненному пути всегда бывает конец. Когда-то и я, вроде тебя, боялся смерти, считая ее чем-то ужасным. Но скоро понял, что все это пустые нестоящие слова и предрассудки. Не сегодня, так завтра, но смерть обязательно придет и к нам. Нам кажется, что эта участь еще за горами. Однако завтра или послезавтра приходит очень быстро. Чего смерти бояться? Она неизбежна. Бессмертных нет, все помрем. Все живое умирает. И я помру…

Сейид с осуждением посмотрел на отца. Он был поражен.

— Не говори так! Ты не помрешь! Не можешь ты так! И зачем умирать? Ничего дурного ты не делаешь. И не старый, и не больной. Ты нужен мне. Зачем тебе умирать?

Шуша молчал, задумавшись. Закрыл глаза рукой, как бы силясь восстановить что-то в памяти. Видно было, что его одолевает странная тоска. Заговорил почти шепотом:

— Вот и она так, отродясь ничего плохого не сделала. Не старухой была, не болела. И тебе, и мне нужна была. Однако ж умерла. А зачем? Не знаю.

— Она — кто? — спросил удивленно Сейид.

— Мать твоя… По ночам я часто спрашиваю себя, небо, звезды, бога: почему умерла? Зачем? И не нахожу ответа. Никаких причин не было. Да смерть и не ищет причин… Как и жизнь, впрочем… Зачем люди родятся? Зачем умирают? Кто знает?!