Джеймс Олдридж - Мой брат Том

И дальше он разъяснил, что под нарушением общих норм закон понимает несоблюдение обязанности человека воздерживаться от причинения ущерба ближнему, тогда как при нарушении контракта речь идет лишь об уклонении от конкретных обязательств, предусмотренных документом, подписанным двумя договаривающимися сторонами.

— Что же из этого? — спросил судья.

— Мой клиент, по сути дела, не является одной из договаривающихся сторон, а потому не может быть обвинен в нарушении контракта; следовательно, остается предположить, что уважаемый коллега, представляющий интересы истца, имел в виду обвинить моего клиента в пагубной поспешности или в чем-либо еще, что могло бы быть квалифицировано как нарушение общих норм…

— Что за нелепость! — воскликнул Дж.Ч.Страпп.

Но не так-то легко было выбить из рук отца юридический аргумент, позволяющий высмеять противника. Красный от жары, но застегнутый на все пуговицы своего альпакового пиджака, он свирепо наслаждался возможностью позабавиться на счет той Австралии, что в этом зале смотрела на него сверху, снизу, со всех сторон.

— Не осмеливаясь подвергать сомнению глубокие юридические познания моего австралийского друга, не допускаю, что он мог возбудить против моего клиента судебное преследование за нарушение контракта, не им заключенного.

Отец явно старался повернуть дело так, чтобы противником Локки оказался не пигмей (Дормен Уокер), а великан (Австралазийская страховая компания).

— Кто подписывал контракт? — спросил судья.

— Подписывал мой клиент, но лишь как представитель компании, а не как ее глава.

— Суть дела не в том, кто глава компании, — сказал Дж.Ч.Страпп, — а в том, кто подписывал документ, по которому компания обязалась платить за убытки от пожара. На документе стоит подпись мистера Дормена Уокера.

Последовал долгий спор об ответственности учреждений и отдельных лиц согласно закону о корпорациях и еще с десяток других юридических препирательств в том же роде; отцу, надо сказать, всякий раз удавалось прижать к стене всех своих противников, включая и судью, который под конец стал выказывать явные признаки раздражения. Наконец судья прекратил споры, постучав карандашом о свою деревянную кафедру.

— Хочу напомнить представителю защиты, — сказал он, — что мы находимся не в Верховном суде и не в суде штата. Здесь всего лишь посреднический суд. Аргументы представителя защиты чересчур сложны для нашей компетенции. Если представитель защиты желает оперировать именно такими аргументами, он может обратиться в более высокие судебные инстанции. А здесь он должен оспаривать то обвинение, которое предъявлено истцом. Суд продолжается. Считаю, что ваш клиент, мистер Квэйл, привлечен в качестве ответчика правильно, и прошу вас исходить из этого положения.

— Ну что ж, придется, — презрительно сказал отец, разводя руками в знак того, что подчиняется по необходимости; так лев мог бы подчиниться решению собаки.

Нет надобности приводить тут детали судебного разбирательства, они несущественны для моего рассказа. Во всей этой юридической перепалке существенно было одно: стремление отца доказать, что Локки сам поджег свой дом, чтобы получить страховую премию, и, чем вероятнее это казалось, тем чаще на лице отца появлялась довольная усмешка, а на лице Локки Макгиббона — выражение тревоги, потому что он впервые видел отца во всем его профессиональном блеске. Даже самый английский язык казался в его речи не тем языком, на котором всю жизнь разговаривал Локки, юридическая терминология делала его запутанным и непонятным. Локки это не нравилось, и он, видно, начинал понимать, что оплошал.

Отец развернул весь арсенал доказательств, собранных им и Томом: показания пожарных, свидетельство адвентиста — сборщика молока, анализ осадка, обнаруженного на дне корыта. Каждого свидетеля он вызывал для перекрестного допроса, но Дж.Ч.Страпп спрашивал мало и все больше по пустякам, и к концу первого дня суда казалось уже совершенно очевидным: а) что Локки в ночь пожара приезжал в Сент-Хэлен, б) что в корыте находился бензин и этот бензин горел и в) что все эти факты изобличают Локки как злоумышленника, совершившего поджог собственного дома в целях получения страховки.

Только на второй день на свидетельскую трибуну взошел сам Локки, вызванный его адвокатом Дж.Ч.Страппом. Этот толстенький человечек с бабьим лицом, склонный к напыщенности и пафосу, знал свое дело, и отец уважал его за это. Накануне, во время допроса свидетелей защиты, он не делал никаких попыток оспорить чьи-либо показания, что многих из нас ввело в обман.

— Мистер Макгиббон, — обратился он теперь к Локки, — скажите суду, спрашивал ли вас когда-нибудь Дормен Уокер или мой коллега, представляющий его интересы, приезжали ли вы в Сент-Хэлен в ночь пожара?

— Нет, никто меня не спрашивал, — сказал Локки.

— А вы в ту ночь приезжали в Сент-Хэлен, мистер Макгиббон?

— Да, приезжал.

В зале раздались недоуменные смешки: ответ Локки не только был неожиданным, но явно скрывал какой-то подвох. Все ведь знали, что Локки с самого начала всячески старался доказать, что и духу его не было в ту ночь около дома.

Судья призвал публику к порядку, и Страпп продолжал:

— Иначе говоря, все сведения о том, где вы были и что делали в ту ночь, которые в показаниях предыдущих свидетелей складывались в картину преступного умысла, могли быть получены непосредственно от вас, если бы вас просто спросили об этом?

— Да.

— Но вас не спросили?

— Нет.

— Силен, Локки! — выкрикнул чей-то голос.

Кругом засмеялись, а Дж.Ч.Страпп снисходительно улыбнулся.

— Обратимся теперь, — продолжал он, — к развернутой перед нами цепи неопровержимых улик, связанных с оцинкованным корытом, которое столь прославилось в нашем городе и которое, кстати говоря, было украдено…

— Заявляю протест, — перебил отец.

— Пожалуйста, могу снять это выражение, — с готовностью отозвался Страпп, прежде чем судья Мастере успел сказать свое слово. — Не будем мелочны и не станем вдаваться в обсуждения методов, с помощью которых упомянутое корыто очутилось в распоряжении противной стороны. Попросим только мистера Макгиббона ответить на тот вопрос, для выяснения которого потребовалось сложное лабораторное исследование, — как если бы мы и тут что-то пытались скрыть, хотя на самом деле ничего подобного не было.

— Мистер Страпп… — начал было судья Мастере.

— Прошу прощения, ваша честь, я хочу только задать вопрос: мистер Макгиббон, наливали вы или не наливали в упомянутое корыто бензин, — речь идет о времени, непосредственно предшествовавшем разбираемому событию.

— Нет, — сказал Локки.