Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Семейная жизнь с Джорджем обернулась невыносимой скукой. Мало того что он оказался прижимистым, так еще и скрытым алкоголиком — постоянно припрятывал бутылки со спиртным и потихоньку накачивался в течение дня. Дети, о которых Эстель мечтала, так и не родились («Я часто думала — не в виски ли дело?»). Они быстро отдалились друг от друга, а когда спустя два года после их свадьбы умерла старая миссис Верн, каждый стал жить своей жизнью.

— Меня все это не слишком угнетало. Потому что миссис Верн сдержала слово насчет библиотеки. Она даже использовала свое влияние на местную администрацию и добилась финансирования на развитие библиотеки и содержание штата сотрудников. А в этом году, когда демократы наконец выиграли местные выборы в Бриджтоне и окрестностях — а мы у них проходим именно как окрестности, — мне удалось убедить этих скупердяев выделить деньги на зарплату помощницы. И вот ты здесь.

Эстель задала мне кучу вопросов, начиная с моих предпочтений в литературе. Она одобрила мою любовь к Флоберу и Эдит Уортон и удивила, сказав, что книгу моего отца о Джефферсоне всегда рекомендует тем, кто просит «что-нибудь об отцах-основателях». Она призналась, что, переехав в Пелхэм, тоже с трудом привыкала к местным нравам:

— Меня воспринимали как чуждый элемент, развращающий юные умы Пелхэма — хотя их здесь не так уж много — романами вроде «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера. Прошло года два, прежде чем я стала для них своей.

— Значит, мне придется жить в статусе аутсайдера до самого отъезда будущим летом.

— Пойми, я не хочу навязывать тебе необоснованный пессимизм, но так уж здесь заведено. В Пелхэме с подозрением относятся ко всем, кто не из Пелхэма, пока они не проживут достаточно долго, чтобы стать теми, кто из Пелхэма… если ты понимаешь, о чем я. Но, по крайней мере, один союзник у тебя теперь есть.

Работа полностью устраивала меня — с половины десятого до двух, пять дней в неделю, с зарплатой в 60 долларов. Столь скромная сумма меня не смущала. Работа была для меня стимулом встать утром и сосредоточиться на чем-то еще, помимо ухода за ребенком. Теперь я знала, что не создана для роли домашней наседки, маленькой женушки и матери, в то время как без работы чувствовала себя всеми забытой, запертой в четырех стенах. О, как бы рассмеялась моя мама.

— Конечно, тебе понадобится кто-то, кто мог бы присматривать за ребенком, пока ты на работе, — сказала Эстель. — И хотя я знаю, что она не самый чуткий человек на нашей планете…

— Как вы можете такое говорить?! — рассмеялась я.

Тем же утром я заглянула в офис мужа вместе с Джеффри. Медсестра Басс сидела за стойкой регистратуры. Как всегда, она встретила меня прохладно.

— Я устроилась на работу в библиотеку, — сказала я.

— Ага, — с энтузиазмом откликнулась она.

— И я бы хотела поговорить с вашей мамой насчет Джеффри.

— Заходи вечером, — предложила она.

Барбара Ландон предпочитала, чтобы ее называли Бэбс. В отличие от своей дочери, она была веселой и дружелюбной женщиной, хохотушкой. Ей было около шестидесяти: высокая, крупная, в халате, заляпанном детским питанием и пеплом от сигарет. Хотя сама я теперь выкуривала почти по пачке в день, моя дневная норма казалась детской шалостью в сравнении с ее привычками: казалось, она одновременно смолила по три сигареты.

И все же она сразу покорила меня своим обаянием.

— А вот это, что называется, роскошный ребенок, — сказала Бэбс, доставая Джеффри из коляски.

Удивительно, но мой сын не возражал против чужих рук, вцепившихся в него.

— Мы с тобой будем прекрасно проводить время вдвоем, только ты и я, — сказала она Джеффу. — И тебе здесь будет весело.

Под словом «здесь» подразумевалась гостиная дома, в котором Бэбс проживала со своей дочерью, внуком и зятем, Тони. Тони заведовал местным автосервисом и, как и его жена, был неприветливым типом. Пока я болтала с Бэбс, он зашел в комнату — в рабочем комбинезоне и футболке, с банкой пива «Шлитц» в руке. Хотя он был довольно худым — с тонкими усиками и виноватым взглядом, — бицепсы у него выглядели впечатляюще. Так же, как и татуировка с девизом морского пехотинца «Всегда верен» на левом предплечье.

— Привет, — тихо произнес он.

— Это жена доктора, — представила меня Бэбс. — А это ее малыш, Джеффри.

— Вы ведь ездите на «вольво»? — спросил он.

— Да.

— Я должен идти.

Не успел он подойти к двери, как из кухни выплыла его жена с сыном Томом на плече.

— Куда ты? — спросила она Тони.

— На улицу, — ответил он и толкнул дверь.

— Он сказал, куда пошел? — спросила она у матери.

— Да. На улицу, — кивнула Бэбс и повернулась ко мне: — Принести тебе пивка, милая?

Я не отказалась от банки пива «Шлитц» и сигареты «Тарейтон». Бетти посадила своего мальчика в игровой манеж. Бэбс взяла на руки Джеффри и отправила его к Тому. В манеже было полно деревянных игрушек, и он явно нуждался в хорошей уборке, но я попыталась не замечать этого безобразия.

— Теперь, дорогая, — сказала Бэбс, — поскольку я присматриваю за Томом, я с удовольствием возьму в нашу компанию еще и Джеффа.

Она улыбнулась дочери во весь свой беззубый рот. Бетти ответила ей суровым взглядом.

— Да, это было бы замечательно, — сказала я, после чего объяснила, в какие часы я на работе, и спросила, сколько денег она возьмет за неделю.

— Да ничего мне не надо, — ответила она. — Потому что, как я уже говорила, я все равно сижу со своим внуком…

— Но я должна вам заплатить, — возразила я.

— Хорошо, пять баксов.

— В день?

— Это с твоих-то шестидесяти баксов в неделю? Да господи, нет, конечно. Пять баксов в неделю меня вполне устроит. На сигареты хватит.

В тот вечер, когда Дэн пришел с работы, его внешний вид ужаснул меня. Он подстригся. И не то чтобы просто подровнял концы, он радикально сменил образ — вместо удлиненной стрижки появился короткий «бобрик».

— Дай-ка я угадаю. Тебя призывают в армию, — сострила я.

Но шутка не прошла, потому что Дэн действительно выглядел усталым и напряженным.

— Так тебе не нравится? — раздраженно спросил он.

Я не уловила намек и не стала менять тему. Вместо этого я сказала прямо:

— Нет, мне не нравится. Так ты похож на сержанта-инструктора по строевой подготовке.

— Я подстригся только потому…

— Я знаю, знаю. Так легче вписаться в здешний мир.

— Да, что-то вроде того. А ты полагаешь, что это конформистские штучки, я угадал?

— Дэн…

— Это противоречит твоим идеалам контркультуры?

— Какого черта ты злишься?

— Я просто устал как собака, вот и все, — сказал он, скидывая туфли и плюхаясь на кровать. — Сегодня был на редкость неудачный день.

— И это дает тебе право вымещать свою злость на мне?