Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

— Лиззи, дорогая, я хочу, чтобы ты оказала себе одну услугу. Сделай горячую ванну и полежи в ней подольше, потом завари себе травяного чая и ложись в постель. Постарайся отдохнуть этой ночью, поспать до самого утра. И если ты вдруг проснешься среди ночи, обещай мне, что не выйдешь из дому…

— Но вдруг он именно сегодня захочет поговорить со мной.

— Все, о чем я прошу, — повторила я, — это чтобы ты осталась сегодня дома. Потому что, если ты опять не выспишься…

— Я прекрасно справляюсь с работой и после трех часов сна.

— У тебя есть какое-нибудь снотворное?

— Да, соминекс.

— Ты что-нибудь еще принимаешь?

— Доктор предлагал прозак… но я знаю, что… как только Марк поговорит со мной…

— Может, тебе следует еще раз обратиться к врачу насчет прозака?

— Мама, все, что мне нужно, это поговорить с Марком. Понятно?

Ее голос снова взвился до крика.

— Понятно, — тихо произнесла я. — Но ты останешься дома на всю ночь?

— Мама…

— Пожалуйста.

Молчание.

— Если это сделает тебя счастливой…

— Это сделает меня очень счастливой, — сказала я.

— Хорошо. Но если он не поговорит со мной до завтрашнего вечера, я снова приеду к его дому. И на этот раз позвоню в дверь.

Уже заканчивая разговор, я взяла с Лиззи обещание, что она позвонит мне среди ночи, если ей захочется с кем-то поговорить. Повесив трубку, я потянулась за своей телефонной книжкой и нашла вложенную в нее визитную карточку, которую мне вручил Маккуин во время того ужасного обеда в Кембридже. На обратной стороне он нацарапал номера своего домашнего телефона и сотового, сказав, что, «раз мы теперь семья», я могу запросто звонить ему в любое время.

«Любое время» как раз пришло. Так что я — опять же «запросто» — набрала номер сотового, а услышав приветствие голосовой почты, позвонила на домашний.

На четвертом звонке трубку сняла женщина. Когда я попросила к телефону доктора Маккуина, она страшно разозлилась и потребовала, чтобы я назвала свое имя.

— Пожалуйста, скажите, что это Ханна Бакэн. Я — пациентка.

— Вы разве не знаете, что уже слишком поздно? — сказала она.

О, только не это. Я сама жена доктора, и девять сорок пять вечера — это не глубокая ночь.

— Скажите ему, что это срочно, — попросила я.

Она отложила трубку в сторону. Когда к телефону подошел сам доктор, голос его был нервным, и говорил он так, будто играл на публику.

— А, да, миссис Бакэн, — сказал он. — Ханна, если не ошибаюсь? Как вы себя чувствуете на новом лекарстве?

— Мне необходимо поговорить с вами прямо сейчас, — произнесла я, понизив голос.

— Я понимаю ваше беспокойство, — продолжил он уверенным тоном доктора, — но это вполне типичная реакция. Может быть, мы завтра обсудим все подробно?

— Не вздумайте повесить трубку, потому что я тотчас перезвоню.

— Что, все так плохо? Знаете, я лучше перейду в свой кабинет. Подождите, пожалуйста, я вернусь на линию буквально через секунду. Не вешайте трубку.

И не надейся, говнюк.

Через минуту он снова был на связи, голос его звучал напряженно и едва ли не шепотом.

— Вы что, с ума сошли, звоните мне домой? — прошипел он.

— Вопрос действительно срочный.

— Вы такая же чокнутая, как ваша дочь!

Я вдруг почувствовала, как меня захлестывает ярость.

— А теперь послушайте меня, доктор, — произнесла я, не скрывая злости. — Лиззи в ужасном состоянии…

— Вы мне будете рассказывать. Она звонит мне утром, днем и ночью. Она караулит меня возле дома…

— …и все из-за того, что вы ее бросили.

— У меня не было выбора. Моя жена и дети…

— Я вас предупреждала на том обеде…

— Я не думал, что она так остро отреагирует.

— Никогда нельзя предугадать чужие чувства, тем более, если до этого ты уверял, что твоя игра всерьез и навсегда.

— Я не играл…

— Вы женатый человек, — сказала я. — Конечно, с вашей стороны это была игра.

— Я по-настоящему любил…

— Любил? А в какой момент вы перестали любить женщину, про которую говорили, что она ваша судьба и все такое?

— С тех пор, как она стала преследовать меня, вот.

— Но это вы ее поставили в такое положение…

— О, прошу вас. Она знала, что я женат, еще с самого начала всей этой истории.

— Да как вы смеете так говорить! Вы же убедили ее в том, что она — любовь вашей жизни.

— Если она снова здесь появится, я вызову полицию.

— А я обращусь в АМА [52] Американская медицинская ассоциация. с официальной жалобой на вас.

— И в чем вы собираетесь меня обвинить? В том, что я спал с лунатиком?

— Спали с пациенткой.

— Она никогда не была моей пациенткой. Она приходила ко мне однажды на консультацию как к дерматологу, это была десятиминутная встреча, во время которой я направил ее к другому специалисту…

— Для АМА одного раза достаточно, насколько мне известно.

— Это шантаж.

— Совершенно верно. Я вас шантажирую — и знаете почему? Потому что Лиззи — моя дочь.

— Вашу жалобу даже не станут рассматривать.

— Возможно. Но подумайте о той рекламе, которая вам будет обеспечена. Как, по-вашему, отразится эта жалоба на блестящей карьере телезвезды?

Снова долгое молчание.

— Чего вы хотите? — наконец произнес он.

— Я хочу, чтобы вы позвонили ей сразу, как только мы закончим наш разговор, и договорились о встрече.

— Это не изменит моего решения.

— Если вы сейчас ей не позвоните, обещаю вам, что завтра вечером она позвонит в дверь вашего дома, потому что именно это, насколько я знаю, она и собирается сделать. И что я должен ей сказать?

— Это уж вы сами решайте.

— Я не вернусь к ней.

— Тогда так и скажите ей — четко и ясно, но по-доброму.

— А если это не поможет… если она и дальше будет преследовать меня?

— Тогда мы предоставим ей профессиональную помощь. Но прежде вы должны позвонить и сказать, что завтра непременно с ней увидитесь.

— Но у меня завтрашний день плотно забит…

— Найдите время, — твердо сказала я.

— Хорошо, — тихо произнес он.

— Так вы позвоните ей сейчас? Она точно дома, потому что я с ней только что разговаривала.

— Да, я позвоню ей.

И он повесил трубку.

Я вернула телефон на место и обхватила голову руками. Меня терзали страх и чувство вины. Страх за Лиззи, которая находилась в таком жутком состоянии… и чувство вины, потому что я все пыталась понять, где мы ошиблись, взрастив в ней такую беззащитность и отчаянную потребность быть любимой. Она всегда была замечательным ребенком (и у нас с ней были дружеские и доверительные отношения), но сейчас это служило слабым утешением. Я уже собиралась снова закурить, но передумала и, встав из-за стола, спустилась вниз. Я знала, что больше не могу скрывать секрет Лиззи. Я должна была поговорить с Дэном и услышать его совет.