Михаил Мамаев - Месть негодяя

— Так, ты едешь с нами, Леш? — спрашивает Ира.

— Нет.

— Почему?

— Не хочется в толпу.

— Там и не будет толпы, — шепчет Настя. — А если будет, мы тебя спасем.

Она говорит «мы», но мне хочется, чтобы она сказала «я». В темноте, в чужом городе, посредине холодной пустой улицы, после нескольких рюмок водки, ее глаза меня гипнотизируют.

— Хочешь, поехали со мной? — предлагаю вполголоса, чувствуя каждой клеткой теплоту ее хрупкой фигурки. Знаю, что тороплюсь, бегу впереди паровоза… Знаю, что короткого пути к счастью не бывает. И вообще коротких путей нет! Все короткие пути — это самообман, бесконечные удушливые пробки! Но не торопиться и не пытаться срезать углы у меня уже не получается…

Немного отстраняется, заглядывает в глаза:

— Ты сейчас шутишь?

— Разве я похож на человека, который может этим шутить?

— Похож…

Вспоминаю, как пару дней назад во время репетиции «бандит» с татуированными до плеч руками бил Глазкова по голове рукояткой пистолета и не рассчитал. Паша едва устоял на ногах, согнулся в три погибели, обеими руками схватился за голову. Мы бросились к нему. Сквозь волосы на макушке сочилась кровь, текла по пальцам, капала в траву… Рану тут же залили перекисью водорода, вызвали скорую, отправили Пашу в больницу. Оттуда вскоре позвонили — рана не глубокая, сотрясения и перелома нет. Хирург поставил скобку, сделал укол. Пашу отвезли домой отдыхать, а сцену досняли с дублером… В тот день я старался не думать о Пашиной травме, но не думать не мог. Может, в веселых «мыльных» сериалах и фильмах про любовь все по-другому, а в странных кровавых историях, где обычно снимаюсь я, какое-то постоянное жертвоприношение. Никогда не знаешь, чем закончится очередной съемочный день, щедрый на драки и убийства. Эта вымышленная реальность лезет в мою жизнь, я принимаю ее правила игры и начинаю торопиться… Нет, я пока не собираюсь писать завещание и все такое… Но там, где можно сэкономить время и срезать угол, я пытаюсь срезать… То, что по-хорошему стоило бы отложить до завтра, я стараюсь получить сегодня! На всякий случай я тороплюсь…

Выходной. До последнего прячусь в сон, поэтому встаю в двенадцать. Звоню по Скайпу Юле Гулько. Она голая и заспанная.

— Чего так рано звонишь? — спрашивает.

— Думал, я последний, кто сегодня еще только поднимается навстречу новому дню, — говорю с улыбкой. — Просто хотел увидеть тебя, услышать твой голос.

— Ты такой смешной, — смеется. — Я имею в виду твое изображение у меня на экране.

— А что с ним не так?

— Голова огромная, а тело маленькое.

— Забыл тебя предупредить — я теперь такой. Приходится учить слишком много текста — голова не выдерживает, раздувается, как резиновый шарик…

Беру компьютер в руки, хожу по квартире, верчу веб-камеру туда-сюда, показываю ей, что и как.

— Приезжай, — предлагаю снова. — Почему ты до сих пор не приехала?

— У меня сейчас не очень со средствами, — отвечает.

Можно подумать, я предлагаю ей приехать за свой счет!

— Это не проблема, — говорю, смеясь.

Вдруг на экране по заднему плану проскакивает изящная голая девушка. Не успеваю толком ее разглядеть.

— Девчонку верни, — прошу шутливо.

— Дусь, он просит, чтобы ты вернулась, — кричит Юля в комнату, повернувшись ко мне затылком.

Что отвечает Дуся, не слышу. Видимо, что-то смешное — Юля хохочет, звенит в горле невидимым серебряным бубенчиком.

— Ладно, нам пора, — спохватывается. — Я побежала в душ и собираться. Мы торопимся загород, кататься на Феррари. Ты не пропадай там, герой! Как приедешь в Москву — звони, я с тобой встречусь. Она говорит — «я с тобой встречусь», а не «мы встретимся», как сказал бы на ее месте я. Может, я конечно, ошибаюсь, но, по-моему, подтекст тут такой: «У меня все расписано, дорогой, я девушка нарасхват, но, так и быть, найду для тебя окошечко…» Вдруг понимаю — она так себя и вела со мной на протяжении всего нашего двухмесячного знакомства — «находила окошечки». И не мы встречались, а она со мной встречалась…

Вызываю такси, еду на водохранилище. Всю дорогу думаю о Юле. Есть девушки, что как будто окружены невидимой стеной. Вы общаетесь, иногда даже очень близко, но ты не можешь пробиться сквозь этот прозрачный железобетон, чтобы стать еще ближе и увидеть дальше. Это не дает покоя. На самом деле ее стена защищает друг от друга вас обоих. Но, снова и снова упираясь лбом в невидимую преграду, бесишься и строишь коварные планы, как ее взорвать…

Когда машина выскакивает на набережную водохранилища, забываю о Юле. Свинцовая вода успокаивает, как кастрированная кошка, пригревшаяся на груди. С виду вода обжигающе холодна, но я бы все равно искупался, если бы не болело горло.

В субботу, в ветреный день в яхт-клубе многолюдно. Большинство контейнеров открыто. Там чинят паруса, перекладывают доски виндсерфингов, что-то мастерят, наводят уборку, накрывают на стол к обеду, жарят на мангале шашлыки… У одного из контейнеров двое мужчин подклеивают надутое крыло кайта.

— Вы что хотите? — заметив, что я наблюдаю, подозрительно спрашивает старший.

Объясняю, зачем приехал. Он меняется в лице, подходит, протягивает руку.

— Я Толик, инструктор по кайтингу, а это Серега — тоже инструктор. Катарина говорила, что вы подъедете. Я ждал вас еще в прошлые выходные.

Его жизнерадостный и подчеркнуто миролюбивый тон не вяжется с тонкими злыми губами и с ледяным потухшим взглядом. Всего один раз я встречал в лице человека такой ярко выраженный контраст. Было это сто лет назад, под Магаданом, в легендарном остроге, называемом в народе «Белый лебедь». Я тогда еще работал корреспондентом гремевшего на всю страну литературно-публицистического еженедельника и оказался в «Белом лебеде», чтобы взять интервью у надзирателя — ветерана, 25 лет надзиравшего за пожизненными и приговоренными к расстрелу заключенными.

— А сама Катарина где? — спрашиваю, стараясь не смотреть Толику в глаза.

— Улетела на море с женихом…

«Вот, значит, как… — думаю. — Хорошо! Я не причинил ей вреда, напрасно я боялся…» И все же мне немного грустно.

Медленно идем вдоль берега.

— Спот не очень подходит для начала обучения кайтингу, — объясняет Толик. — Для начинающего нужно мелководье, широкий пляж и отсутствие деревьев, кустарника и больших камней… А у нас, сами видите, какой берег! Неделя тренировок на море, в Хургаде или Крыму, как тут полгода…

«Да, на море… — думаю, глядя на свинцовую мутную воду водохранилища. — Хотел бы я однажды переехать жить на море. И чтобы синий горизонт, видимый сквозь огромные — во всю стену — окна, был частью этой новой счастливой жизни. И чтобы на причале покачивалась яхта. И чтобы в синем звонком мареве кричали чайки, болтаясь на ветру, как на ниточках. И чтобы хорошая девушка страстно шептала по ночам мое имя, а днем нежилась на солнце в шезлонге у воды…»