Михаил Мамаев - Месть негодяя

— Если захотите здесь тренироваться, готовьтесь, что будет уносить к городскому пляжу… — бубнит тем временем Толик и делает широкий жест рукой в сторону правого берега, где за рубкой, за серой полосой воды дрожат и расплываются грибки и раздевалки. — Назад только пешком. Я сам тут столько находил пешком в свое время. На начальном этапе освоения кайтинга самое сложное — научиться возвращаться…

«Да, возвращаться, — мысленно цепляюсь за его слова, вглядываясь в противоположный берег над водой. — Я никогда этого не умел. Хотел, но не получалось. Стоило обернуться, и внутри что-то ломалось, как будто какая-то часть души превращалась в соляной столб…»

Нас окликают:

— Толик, иди сюда! Давай-ка выпей с нами! И молодого человека бери.

Подходим к круглому пластиковому столу, заставленному бутылками и закусками. Высокий загорелый человек в белых шортах, синей футболке поло и белой бейсболке протягивает пластиковые стаканчики с красным вином.

— Игорь, многократный чемпион мира по гонкам на яхтах, — представляет Толик. — А это Алексей, наш актер.

Он говорит «наш», и от этого мне немного неловко. Никогда не представлял себя в роли народного любимца. И даже не знаю, что буду делать, если однажды проснусь знаменитым на весь мир. Мне нравится копаться в человеческих судьбах и характерах, нравится, когда фильмы с моим участием смотрят и хвалят. Но жить, как на сцене, в ярком луче софита, не хочу. И терпеть не могу, когда чужие суют нос в мою жизнь, похлопывают по плечу, тыкают и лезут фотографироваться, даже не зная точно, как меня зовут…

— Я большой поклонник российских сериалов, — говорит яхтсмен.

Мне кажется, он подтрунивает. Он это чувствует и продолжает доверительно:

— Честное слово! Какая-нибудь Санта Барбара меня не трогает — там не мои проблемы. А наши сериалы — о наших проблемах. Мне интересно смотреть. Видите? — резко меняет тему, поворачивается спиной. На майке изображена карта Италии со стрелочками морского маршрута.

— Это Джира д’Италия — недельный переход вдоль восточного побережья, — хвастается он. — Я только что оттуда — очень доволен выступлением. Мы были третьими в общем зачете. С погодой, правда, не повезло — всю дорогу штормило. Для июля это не нормально. Климат меняется. Американские фильмы-катастрофы накаркали нам проблемы… Ну, ладно, что я все о себе? Расскажите лучше, где сейчас снимаетесь?

«У меня своя Джира д’Италия, — думаю, мысленно боксируя по тяжелому боксерскому мешку под названием „Месть“. — И что периодически покачивает — нормально. Можно сказать, хорошо, для проветривания мозгов и адаптации к суровым условиям шторма. Если под ногами нет шторма, его надо себе придумать…»

Приехавший сегодня ранним поездом Паша Глазков кажется взвинченным, как молодой енот, которому вместо молодой енотихи подсунули енотовую шапку.

— Здесь должно быть все очень жестко, — почти кричит, обращаясь к Виталию Старикову. — Это бандитские разборки. Надо давить, наседать, Виталий! Давай, дружище, постарайся, от тебя многое зависит! Если ты не взорвешь эту сцену изнутри, ничего не получится. Ну, попробуй сейчас, пока мы не в кадре, а я тебе скажу, нормально или нет…

Виталий обескуражено молчит. Он такого не ожидал от Паши. Вероятно, Паша и сам от тебя такого не ожидал, но роль режиссера явно ему по душе.

— Ладно, Виталий, ты пока можешь походить, порепетировать сам с собой, а мы пройдемся по Родиону. Леш, ты отдаешь себе отчет в том, насколько важна твоя правильная игра в этой сцене? Тебе нельзя упустить инициативу, выпустить из-под контроля ситуацию. Ты понимаешь, что сейчас можешь все потерять. Мой Филипп набирает силу, дышит тебе в затылок, и на кон поставлено все…

Он прав, сцена действительно важная. К тому же Володя объединил три сцены в одну, а это значит, надо хорошенько отрепетировать, проработать каждую мелочь, прежде чем начать снимать. В мизансценах много физического действия, поэтому на репетиции уходит много сил. Да еще кабинет крохотный — пятерым актерам и операторской группе приходится то и дело сталкиваться лбами и другими выступающими частями тела, приборы лезут в кадр. Когда доходит до крупных планов, чувствую себя разбитым. Чтобы взбодриться, пью много зеленого чая. От этого к концу дня мне кажется, что я уже и сам зеленый…

После смены выдвигаемся ужинать в модный ресторан. В центре фойе огромные позолоченные женские ноги торчат из-под золотой юбки. Они не очень стройные и далеко не худые, но, возможно, в этом и задумка. Глупо напоминать идущим в ресторан, что сейчас в моде худоба и стройность.

Садимся на теплой веранде, в окружении высоких газовых нагревателей воздуха. В полумраке венчики нагревателей горят синем пламенем, от этого наши мирные посиделки похожи на ритуальный слет колдунов.

— А почему то и дело возникают эти разговоры о Вале? — спрашивает Володя, пока несут меню. — Ты, Яна, типа, расставляешь точки над «и»?

— Да, а что такого? — отвечает Яна и почему-то с вызовом смотрит на меня.

— И очень правильно, — одобрительно киваю. — Мы взрослые люди. Надо всегда расставлять эти точки в нужных местах. Чтобы потом кому-то не пришлось притворяться телефонным мастером…

— Нет, чтобы хотя бы изобразить разочарование! — обижается Яна. — Как же так, Алексей? Я вам совсем не нравлюсь? А нам, между прочим, отношения играть.

— Если это предложение, тогда забудьте о вашем Вале, Яна, — говорю ей в тон. — Я парень серьезный и измены не потерплю. Дайте мне при всех обещание, что больше ни разу не позвоните ему и не напишете СМС.

Она удивленно округляет глаза.

— Что, прямо, вот так? Никогда-никогда?

— Ну, дайте мне хотя бы неделю. А там сами решите, с кем из нас остаться.

— Валя мой близкий человек, — твердо произносит Яна, как будто сама себя убеждает.

— И мы твои близкие, — говорит Володя. — Точнее, станем ими за ближайшие полгода.

— Такими же близкими, как Бред Пит и Анжелина Джоли, — не упускает случая пошутить Глазков.

— Кстати, а вам не кажется, что их союз скоро развалится? — перевожу тему.

— Почему? — удивляется Яна.

— Думаешь, он ее бросит? — оживляется Глазков. Выглядит так, словно это неожиданное предположение его обрадовало. Я заметил — некоторым мужчинам нравится узнавать, что какой-то их «собрат» где-то преспокойно бросил красавицу актрису, певицу или модель, а особенно, если при этом он ушел, например, к официантке, стюардессе или водительнице такси… И не важно, что этот «собрат», например, Бред Питт. Главное, он сделал это — хлопнул дверью перед носом «самовлюбленной пустоголовой сучки», как называет определенную породу столичных девушек один мой клубный знакомый с которым, кстати, я ни разу не видел ни одной хоть мало-мальски привлекательной подружки… Видимо, подсознательно они воспринимают это, как мужскую Месть — всех из нас когда-то где-то кто-то бросал, кто-то красивый, успешный, бесконечно востребованный у противоположного пола… А кто это отрицает, у того никогда не было такой подружки. Или такая подружка бросает его прямо сейчас, в ту самую минуту, когда он отрицает саму возможность быть кем-то брошенным…