Михаил Мамаев - Месть негодяя

После развода я снял крохотную однушку в Выхино, в хрущевке на первом этаже. Сократил расходы, потуже затянул ремень От Версаче за 400 баксов, оставшийся с лучших времен, и принялся зализывать раны. Просыпаюсь как-то утром с бодуна, шаркаю на кухню. Случайно глянул под ноги, а на обшарпанном паркете белыми прописными буквами пьяного граффити, жирно, как с издевкой, напшикано «Старт». Огляделся — и на стенах, на видавших виды обоях «Старт», и на пожелтевшем от времени потолке «Старт», и на кухонном столе, и на чайнике… Даже на приговоренном к пожизненному дождю неряшливом столичном небе, за оконными железными решетками от воров, тоже этот чертов «Старт»… Вот такая, блин, история! Пашешь, ночами не спишь, рискуешь, теряешь близких… А в один прекрасный момент — упс! — давай, парень, начинай сначала!

Датировано 98-ым. Когда я прочитал эти строки Чернову, он, спросил, какого беса у ангела труба розовая. «Скажи спасибо, что не голубая!» — как сейчас помню, огрызнулся я и подумал: «Как можно спрашивать такое? Чернов лицезрел когда-нибудь ангела? И я не лицезрел, но ангела вижу так! А если выпадет честь познакомиться, обязательно подарю ему что-нибудь на память земное. Ну, хоть этот ремень от Версаче. И будет тогда мой ангел с ремнем. Вернее, в ремне… А то „ангел с ремнем“ звучит, как будто он выпороть меня планирует!» Хотя, конечно, выпороть было за что, да и до сих пор есть, конечно…

Чем только мы не занимались тогда, как только не крутились, во что только не пытались влезть. Даже хотели записаться добровольцами на Кавказ — против сепаратистов, разумеется… В конце концов, арендовали контейнер на вещевом рынке и стали перепродавать турецкие шмотки под слюнявой охраной молодого черновского ротвейлера № 2. А в свободное время я стоял с гитарой в переходе под Калининским — это Новый Арбат теперь, если кто не знает. Бренчал, что знал со времен моего лихого дворового периода — Визбора, Высоцкого, «Битлов», «Машину времени»… Тогда по стране многие так стояли с гитарами, аккордеонами и балалайками. Песня нам всегда помогала — и строить, и жить, и шагать, и даже напиваться. С девчонками там, в переходе, знакомился, на выручку от «бренчания» водил в Селигер — кафе такое было рядом, на углу, где сейчас городской банк. Трешка швейцару за вход, остальное на шампанское, салаты и курицу жареную с лимонным соусом — спасибо, родная, шестиструнная, за веселый и сытный вечер!

Как-то в переходе ко мне подошла одна дама, ассистентка с Мосфильма, и предложила «попробовать силы в кино». Ну, я попробовал, и в очередной раз мои «богатырские» силы меня не подвели.

Кино — иная реальность. Кто-то стремится туда влезть, чтобы стать богатым и известным. Кто-то потому, что ошибочно думает — это легче, чем разгружать вагоны. А мне нужно было спрятаться. Залечь. Зарыться в ил. Убежать от себя, одним словом. Вот, до сих пор и бегаю…

— Улетаю завтра, — говорю Чернову. — На полгода.

— На полгода, это хорошо, — одобрительно кивает Чернов. Мы никогда не говорим о кинематографических заработках, но знаю — сейчас он мысленно прикинул, сколько я примерно могу заработать, и порадовался за меня. Когда я в первый раз снялся в кино, он не поверил и долго смеялся. Когда я поступил в театральный, он не разговаривал со мной месяц, почему-то решив, что я его предал. Когда я закончил за два года с красным дипломом, он поставил ящик французского коньяка, перепавшего ему по случаю от одного нашего общего знакомого-таможенника, который, кстати, был должен нам обоим… Теперь Чернов — мой главный болельщик. Мы оба это знаем. Я всегда беру его на премьеры и, даже если не созваниваемся месяцами, мне кажется, он со мной все время на площадке. Часто я мысленно читаю ему вызывающий сомнения текст и если вижу, что ему там, в моих мыслях, не нравится, переделываю… «Давай, Леха, расскажи с экрана, чем простые люди живут!», — любит он напутствовать, когда мы выпиваем и речь заходит о кино. Чернов по-прежнему причисляет себя к расплывчатой и в моем ассоциативном ряду отдающей ранним Достоевским категории «простые люди». А сам ездит на новеньком спортивном Мерседесе, взятом, правда, в кредит, одежду покупает в Европе и капризно придирчив в дорогих московских ресторанах, хотя, случается, на пару месяцев берет в долг даже у меня…

— Ну, ты только там без фанатизма, — говорит Чернов. — А то знаем мы тебя! И если что не так — свисни! Своих в обиду не дадим…

Настоящее «если что не так» было так давно, что я и забыл, как оно выглядит. Но нам ведь не дано предугадать, когда оно снова повторится, это «если что не так», поэтому растроганно киваю и с благодарностью жму руку моему единственному проверенному кнутом и пряниками другу.

Времени — около полуночи. Она выходит к машине из темноты, из глубины двора, спрятав лицо в длинные светлые волосы. В минувшие выходные она упала лицом в асфальт, поэтому стесняется.

Пока едем, поглядываю на ее распухший нос, на синяки вокруг глаз, легко читающиеся даже в темноте.

— Не думала, что нос ломать так легко, — говорит с наигранной беспечностью. — Правда, я была под анестезией — мы сначала пили пиво. Потом перешли на водку. Пили, не разбавляя. А потом мы с Лизкой (это дочка ее) стали играть в футбол. Я не заметила, что у меня шнурок на кроссовке развязался, побежала за мячом, споткнулась… Было немого больно ставить нос на место. Товарищ мужа на той же вечеринке упал и ушиб ногу и бедро. В травмпункте его спросили:

«— Как это произошло?

— Пил водку и вином запивал, — ответил.

— Ну, вот и продолжайте так лечиться».

По телевизору у меня дома — канал MTV. Там целуются в засос лесбиянки.

— Смотри, что показывают! — возмущается Светка. — Руки за это поотрывать! И губы…

— Да, они такое часто показывают, особенно по ночам. Ты что, телевизор не смотришь? Развращают наших детей.

— У тебя нет детей, забыл? — заявляет, таким тоном, как будто я только и делаю, что доказываю ей обратное.

— А я, может, о твоей Лизке переживаю. Да и не век же мне бобылем жить. Появятся еще…

Чокаемся стаканами с коньяком-колой. На душе сразу становится спокойно и оптимистично, как если бы мы оказались в танке, перекрашенном в бледно-розовый металлик, со светлым кожаным салоном и коробкой автомат (в аналогичного вида Бэнтли было бы оптимистично, но совсем не спокойно).

Переключил на модный сериал про богатую жизнь богатой американской семьи.

— В браке люди ищут друг друга… — вещает главный герой.

— Ну, кто хорошее дело назовет браком? — замечает Светка с подтекстом, но в чей огород камень, не ясно.